Владимир Савицкий - Записки ровесника

Самые нужные для работы, самые драгоценные, следовательно, свои книги великие чудаки наши хранили здесь же, в кафедральных помещениях, на полках достигавших до потолка шкафов — чтобы книги всегда были под рукой, чтобы ими могли в любую минуту воспользоваться ученики. А в учениках ходили все преподаватели, все аспиранты и все студенты данного отделения, сверху донизу; и первокурсника, бывало, завкафедрой величал «коллега», и это обращение отнюдь не было игрой: оно мгновенно подтягивало тех, кто склонен был разболтаться, и помогало стать исследователями тем, у кого было к этому призвание. В такой атмосфере будущие аспиранты отбирались сами собой, в процессе учебы, отслаивались, если можно так выразиться, и никто из их товарищей по курсу или из руководства факультетом не сомневался обычно в их праве занять это место; специальных комиссий и согласований для определения лиц, рекомендуемых в аспирантуру, не требовалось.

Ну, а если кто-то из наших учителей заболевал или ему, допустим, не хотелось выходить в этот день из дому, слушатели семинара запросто приглашались к нему на квартиру, а там занятия сменялись чаепитием, потом беседой, то тихой, то бурной. Профессора осеняло вдохновение, и он щедро разбрасывал перед нами целые россыпи блестящих идей, облекая их то в удивительно простую, то в эксцентрическую, парадоксальную форму — на любителя. Каждая из этих идей спокойно «тянула» на диссертацию. А не то вскроет точным ударом скальпеля опухоль, образовавшуюся на том или ином отрезке нашей научной артерии, — и предлагает желающим заняться ликвидацией опухоли конкретные, основанные на только ему одному известных документах и «единицах хранения» рекомендации.

Я вспоминаю об этих вечерах, как о блаженных минутах моей жизни — и о важнейших стимуляторах моей учебы, моего «вхождения в науку». Впоследствии я неоднократно пытался возродить такого рода встречи и беседы то с одной, то с другой группой своих учеников, но ничего у меня не вышло. Они были со мной вежливы, терпеливо слушали, кивали, но возиться с «гнойниками» ни малейшего желания не выражали, не то что уж с «раковыми опухолями»! Отмалчивались, поправляли галстуки, украдкой поглядывали на часы…

Впрочем, объяснять поведение моих учеников можно и еще одной причиной — учитель им попался не тот. Его личность как ученого и как человека была, не в пример, мельче.

Мне-то больше повезло: я имел все основания восхищаться своими учителями в науке.

Елена пригласила меня на день рождения.

Стояло лето, было воскресенье, день рождения отмечали на даче.

Я примчался с утра пораньше, подошел к калитке, убедился, что дом еще спит, отошел в сторонку, сел на пенек, стал читать, дожидаясь, чтобы кто-нибудь проснулся.

И дождался.

Из калитки вышла Леночка, с ней было двое друзей, и одеты ребята были так по-домашнему, что не оставалось сомнений в том, что они здесь ночевали. Судя по всему, компания отправлялась на озеро, купаться.

Я не ревновал. Елена не была кокеткой и не давала мне повода для сомнений, но меня кровно обидело, что эти оболтусы — я их прекрасно знал по университету — были приглашены сюда накануне, то есть оказались для Лены и для ее семьи более близкими людьми, чем я.

Я привык к тому, что Лена постоянно окружает себя развеселыми компаниями, но на этот раз предпочтение, оказанное ребятам, было каким-то очень уж нарочитым, демонстративным, что ли, — ведь не на танец, не на сеанс а кино. Их ночевка здесь придавала ситуации оттенок интимности.

Пусть ложной, я был задет и этим.

Эти пижоны — друзья дома, а я просто дежурный гость?

Какими неуклюжими, нелепыми показались мне новехонький костюм — специально торопил портного, — нарядный галстук, начищенные на вокзале туфли… Они-то все были в спортивных курточках, футболочках, брючках, кедах, прекрасно гармонировавших с соснами, дюнами, озером, лесной дорогой.

Разлетелся!

Счастье еще, что, выйдя из калитки, все трое сразу же повернули в другую сторону — не знаю, что бы я сделал, если бы они оглянулись и заметили меня.

Компания скрылась из виду, я оправился немного от шока и нацелился удрать в город, но только двинулся с места, как калитка вновь отворилась и из нее вышел отец Елены.

Заметив меня, он улыбнулся; скорее всего, он оценил ситуацию, но, как радушный хозяин, вида не подал и о дочери даже не упомянул. Дружески пожав мне руку, он предложил прогуляться перед завтраком.