Лев Кожевников - Улыбка Афродиты. Смерть прокурора

— Гей, Дамасий! Твой наследник мне нравится. Пожалуй, из него выйдет толк.

— Клянусь Зевсом, года через три, когда он подрастет, ты сам не захочешь попасть в его руки, — хмуро отозвался Дамасий.

Работорговец недоверчиво хмыкнул.

— Может, и так. Хотя ты всегда был не прочь прихвастнуть, старый мошенник. Дурак, кто однажды тебе поверил.

Асамон с трудом себя сдерживал, и то лишь потому, что видел, как невозмутимы, даже равнодушны лица сыновей Диагоры. Без дозволения старших они не двинутся с места. Хотя он заметил также ухмылку на лице Мегакла, которого эта перепалка явно забавляла.

— Да, ты хвастун, Дамасий! — не унимался работорговец. — Кто поверит, что трусливый шакал способен произвести на свет льва? Кто поверит, что от такого отца, как ты…

Договорить он не успел. Длинный хлыст в руке Асамона со свистом рассек воздух, и конец его пришелся как раз по шляпе, по краю поля, отчего она съехала на нос и залепила рот. Второй удар горячим ожогом хлестнул по ногам, обутым в сандалии. Работорговец нелепо подпрыгнул и едва не упал.

С дороги на помощь взревевшему от боли и унижения хозяину с грозным видом бросились два дюжих надсмотрщика. В бешенстве Асамон подхватил с земли острый, увесистый камень и приготовился к отпору. В это время раздался насмешливый голос Мегакла:

— Экехейра!

С налитыми кровью глазами работорговец походил на разъяренного вепря, готового вот-вот прыгнуть и растерзать несчастную жертву. Однако не прыгнул. У него достало ума сообразить, что трое взрослых мужей против зеленого мальчишки — зрелище более чем глупое. Возникла пауза. Не выдержав, рассмеялся Тиман. И окончательно разрядил обстановку. Вслед за ним засмеялись другие. Даже работорговец захохотал наконец, приседая и хлопая себя по ляжкам.

Дамасий с облегчением перевел дух.

— Мой мальчик! Звон оружия и звон золота ему одинаково приятны, — не без гордости за сына пробормотал он.

И был услышан.

— Бьюсь об заклад! — хрипло вскричал торговец рабами, чье самолюбие было все же ущемлено. — Ты опять солгал.

— О боги! — Дамасий страдальчески закатил глаза. — Что за напасть?!

— Бьюсь об заклад, Дамасий, ты солгал, будто звон золота и звон оружия для твоего лягушонка одинаково приятны.

Коварная улыбка на лице мерзавца не сулила ничего доброго. Он явно жаждал отмщения. Не сводя злобного взгляда с Дамасия, он щелкнул пальцами в воздухе. Тотчас подскочил надсмотрщик. Хозяин что-то прохрипел ему в ухо, и надсмотрщик, оступаясь на камнях, побежал к веренице рабов, расположившихся вповалку вдоль обочины. Вскоре он воротился назад, пинками погоняя впереди себя раба, руки которого были накоротке скованы цепью.

Надсмотрщик вытолкнул раба на середину площадки и бросил к его ногам круглый персидский щит, плетенный из толстых прутьев. После ухода персов такими щитами жители многих селений еще долго топили свои очаги, разрубая щиты на куски.

Надсмотрщик оставил раба и приблизился к хозяину. Подал ему какой-то предмет, узко сверкнувший на солнце. Это был меч. Работорговец поднял его вверх для всеобщего обозрения.

— Вот меч, Дамасий. Смотри. Он стоит целое состояние. Я намерен подарить его твоему наследнику.

Одобрительный ропот пробежал среди сидящих. Отделанный золотом, со стальным, сверкающим клинком вместо мягкой бронзы, меч действительно стоил немалых денег. Эти люди неплохо разбирались в оружии.

— Да, я намерен подарить его. Но прежде пусть твой наследник докажет, что не все в твоем роду, Дамасий, люди с рыбьей кровью.

Он сунул меч Дамасию в руки и повернулся к рабу.

— А ты, скиф, если не дашь убить себя… ха! Сегодня на ночь получишь девку.

На безжизненном, словно у деревянного идола, лице скифа не дрогнул ни один мускул. Казалось, он не услышал обращенных к нему слов. Или не понял их. Вид этого существа был отвратителен. Волосы, слипшиеся от грязи, давно утратили свой цвет, свалялись и жёсткими космами падали на мосластые плечи. На бедрах висела рваная, грязная тряпка. Раб был изможден и сильно избит. Свежие кровоподтеки — следы от ударов плетью — ложились поверх старых, покрытых струпьями ран.

Дамасий со вздохом сожаления положил меч на камень. Развел руками, давая понять, что приказать сыну он не может, да и не станет этого делать. По знаку работорговца надсмотрщик с мечом в руках приблизился к Асамону.

— Он твой. Бери.

Мальчик отрицательно качнул головой.

— Я не стану убивать этого несчастного.