Георгий Лезгинцев - В таежной стороне

— Дай бог хорошего проливня, малость оживут наши гидравлики, — пробасил Турбин, подхлестывая Воронка.

Но желанного ливня и на этот раз не было. Капризный ветер резко изменил направление и унес тучи за горы. Небо стало опять беспредельно высоким и голубым.

Степанов и Турбин проехали изрытое поле с разбросанной по нему почерневшей ботвой картошки. Миновали золотые соломенные зароды высотой с двухэтажный дом и поднялись на открытый, безлесый увал. Внезапно до всадников донесся глухой шум водопада и так же быстро затих. Виталий Петрович вопросительно посмотрел на Турбина.

— Захарыч мутит?

— Он. Его мутенка здесь.

Степанов задумался. Почему-то вспомнился Борис Робертович и его нелепый берет. Откуда знает Борис Робертович отца? Почему так нахально улыбался при разговоре?

Под горку лошади пошли веселей, через несколько минут шум водопада послышался еще громче и вскоре опять заглох.

— Заедем к нему, — предложил Степанов и свернул с дороги к невысокой, похожей на каравай горе.

С горы сбегал ручеек, пропадая в размытом им же самим глубоком ущелье. Привязав к березам коней, Степанов и Турбин вошли в ущелье и осмотрелись.

На высоком краю разреза около деревянных ставен худенький парнишка внимательно глядел вниз, видимо, ожидая команды. Внизу содой старик с окладистой, на норвежский лад, бородой кайлил золотоносные пески, задирая почву после смыва пустой породы. А рядом огненно-рыжий, с плоским сломанным носом мужик в красной, подпоясанной веревкой рубахе грузил лопатой в тачку песок и отвозил на промывку к маленькой деревянной колоде. Старик, не замечая Степанова и Турбина, свистнул парнишке. Тот навалился животом на деревянный рычаг выпуска и обрушил в разрез бурный водопад. Вода обрызгала пришельцев и, сердито урча, бросилась по ущелью, волоча за собой породу, разливаясь мутными ручейками по широкой долине.

— Здорово-ка, мужики! — поздоровался Турбин, стряхивая с вышитой рубахи грязные капли. — Спасибо за душ. Ты, Захарыч, баско́й, ладный хозяин.

— Здорово те, Максимыч. О-о-о! И Виталий Петрович! С приездом! На купанье не гневайтесь, не видал, на затылке глаз не имею. — Захарыч отложил в сторону кайло и с трудом разогнулся.

— Обсохнем. Лучше скажи, как дела, старина? — поинтересовался Степанов, ковыряя носком сапога отбитые пески.

— Как? Все кипит, только ничего не варится, — ответил Захарыч, обмывая в лужице измазанные в глине руки.

— Опять, Захарыч, портачишь? Сколько раз нужно говорить: оползут высокие-то берега и завалят тебя в твоей закопушке, — подчеркнуто строго вставил свое слово Турбин, обтирая платком мокрую бороду.

— Что ты, паря, разве это глыбко? Вот дождички дадут воды, так я мигом размучу тут, а пока, сами видите, накопом работаем: четверть часа воду коплю в водоеме, а три минуты мою.

— Мартышкин труд, зря силы тратите, — с горечью проговорил Степанов.

— Оно конечно, но мутенка — отхожий промысел для старателя. Хоть и бедное здесь золото и шибко притомился я, а все одно дома не усидеть. Тянет оно к себе прямо-таки на аркане.

— Покажи добычу, — попросил Турбин.

Захарыч, обтерев руки о выцветшую полосатую тельняшку, полез в карман промокших брюк, вытащил старый кожаный кошель. Негнущимися от ревматизма пальцами вынул сложенный корабликом газетный мешочек и осторожно развернул. В мешочке вперемешку с черным шлихом поблескивали мелкие золотинки.

— Разрез добрый размутил, а золота не видно, одни шлихи, — усмехнулся Егор Максимыч.

— Возьми глаза в зубы, тогда увидишь. Пока маловато, один бус, но я свою самородку все одно сыщу! — убежденно заявил старик и глухо закашлялся.

— Да ты ее, никак, лет сорок ищешь — и все, видать, не в том месте, — продолжал подтрунивать Турбин.

— Это потому, как искал я ее на тех делянках, что ты разведывал, — быстро отбрил старик.

Рыжий утер рукавом лицо и спросил Турбина:

— Чё новенького, Максимыч, нашли?

— Чё нашли, все наше, — неопределенно ответил разведчик.

— Я не о руде, ее одиночке не раскусить. Ты присоветуй: россыпушки от Медвежьих жил должны быть? — выпытывал рыжий.

— Отчего же, должны. Приметил я один увальчик, наверняка по нему древнее русло пролегало, значит, и золото выносило. Обратно же шлихи в одном ручейке намыл, — хитро прищурив глаз, рассказывал Турбин.

— Где? — забеспокоился рыжий.

— В тайге, — кратко закончил Максимыч.

Степанов положил на плечо Захарыча руку:

— А мутенку твою, дед, я закрываю.