Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

— У меня к вам просьба.

Крылов сдержанно ответил:

— Боюсь, не выполню. Я очень тороплюсь.

— Торопиться не стоит, — усмехнулась Ира. — Она уже ушла.

— Кто?

— Таня. Муж за ней приходил.

«Выследил. Как же она так неосторожно!»

— Давно ушла?

— С полчаса.

— Она ничего не передавала?

— Нет.

Ира сочувствующе посоветовала ему сходить к ней домой.

— Да нет… — сплел пальцы Игорь.

— Неловко? А вы найдите какой-нибудь повод. Надо сходить. Муж у Тани страшный, бьет ее. И мальчика бьет. В садик не пускает. Плавал на сейнере и оттуда выгнали. Теперь бродяжничает. Мать, и та ушла от него.

Крылов крутил пуговицу на бушлате, а Ира продолжала говорить ему о том, что Кирилл запугал Таню. Зря она ему все простила.

— Я советовала уйти из дому, но куда ей деться с ребенком? У нас сосед милиционер, я хотела заявить ему, но она стала упрашивать меня, чтобы молчала. «Убьет меня Кирилл, если узнает, что жаловалась». Ну, что ж вы молчите? Вы ж ее… — Ира осеклась, не зная, как лучше выразиться. — Вы же… любите Таню? Или у вас уже все прошло? Ну, ладно, ваше дело. Я прошу о другом — передайте Грачеву вот это, — она протянула Крылову письмо. — Очень прошу, я завтра уезжаю и не смогу увидеть его сама. Вы уж не забудьте.

Крылов машинально сунул конверт в карман. Что делать, что делать? Морду набить этому Кириллу, что ли? Промолчать? Сделать вид, что ничего не знаешь?.. Крылов зашагал к белевшему на сопке домику с верандой. В коридоре прислушался. Кто-то тихо всхлипывал.

«Плачет», — Крылов рывком открыл дверь. Таня сидела на диване.

— Игорек… — Она встала, как-то странно одернула халат и, подойдя к нему, ласково прижалась лицом к его щеке. Простонала:

— Ох и тяжко мне…

— Ты что, Тань?

Ей, видно, было очень тяжело, потому что она вся побледнела, в ее глазах было столько печали, что, казалось, вот-вот брызнут слезы и тогда Игорю самому станет больно. Лучше уж пусть не плачет Таня — не терпел он слез.

— Кирилл избил меня… — Она расстегнула на халате пуговицы. — Вот он что сделал…

На ее груди были кровоподтеки. У Крылова сжались пальцы в кулак.

— Погоди, я переоденусь…

Таня ушла в другую комнату. Через минуту вернулась в строгом светлом платье. Крылов сказал:

— Я вас заберу отсюда.

— На корабль? — Она усмехнулась. — Никуда я не пойду. У меня свой дом — пусть Кирилл уходит.

В коридоре послышались чьи-то шаги. Раздался грубый мужской голос:

— Жена, где ты? Поди сюда.

Таня сжалась, испуганно глядя на дверь.

— Кирилл… — прошептала она и вышла к нему.

Муж стоял, широко расставив ноги. Он был пьян.

— Опять нализался? И не ори — люди у нас.

— Это что же за люди? — Он рванул дверь и застыл на пороге, увидев Игоря. — Ах, морячок! Кто же тебя сюда позвал?

— Я! — Таня заслонила Крылова. — Ну, вот что, Кирилл, жалела я тебя, особенно когда в тюрьме сидел, терпела все твои пакости. Сколько горя хлебнула. А теперь — хватит. Не муж ты мне. Не муж!

— А кто тебе муж? — с перекошенным от гнева лицом крикнул Кирилл. — Уж не этот ли матросик?

Она, конечно, уже давно поняла, что с Кириллом ей больше не жить, что то святое чувство, которое раньше питала к нему, исчезло, а вместо него в душе поселилась неприязнь. Не о себе пеклась Таня — себя ей было не жаль. Жаль сына. Не хотела давать его в обиду. Ведь кем он вырастет, если отец так распустился, если в нем ничего нет доброго?.. Она взглянула на мужа:

— Знаешь, Кирилл, я жить с тобой больше не могу…

Он не дал ей договорить.

— Ах ты, рыжая… — Кирилл выхватил из кармана куртки нож и бросился на жену. И в это мгновение Крылов рванулся ему навстречу, ловко перехватил руку рыбака и резким ударом в грудь свалил его на пол. Звякнул нож. Игорь наступил на него ногой.

— Кого бьешь? Эх ты, герой!..

Кирилл поднялся. В его глазах кипела злость.

— Ты, матросик, потише тут… Муж я. Законный. А ты?..

Игорь грустный возвращался на корабль.

Петр любил по вечерам сидеть у моря. Он даже место себе облюбовал — неподалеку от причала, у скалы, что гранитным картузом нависла над водой. Здесь тихо и уютно, как в каюте. Перед глазами — все как на ладони. Небо. Вода. И солнце. Вот оно сейчас рыжее, как пшеничный колос, опустилось над морем. Подожгло края лохматых туч, окрасило корабли и причалы. И почудилось вдруг Петру, что он в родном селе, сидит под кручей. И не море перед ним, а тихая, заросшая камышом речка. Во дворе на печи мать варит в чугунке картошку.