Яков Липкович - И нет этому конца

— Ты куда?

Крашенков прокричал ответ прямо в его красное бесполезное ухо:

— Одна жинка заболела — лечить иду!

— А-а!.. Ну, ну! — покивал головой Гладков. Однако по его глазам было видно, что он ни слова не понял.

— За таблетками приходи!

На этот раз Гладков проследил движение губ и догадался, о чем идет речь.

— Приду, приду! — обрадованно пообещал он.

Крашенков и старик подлезли под шлагбаум и оказались в лесу.

Это была лесная дорога, по которой когда-то ходили автомашины: местами из травы проступала старая, едва заметная колея. То, что сейчас здесь не ездили, не могло быть случайным. Или до станции добирались другим, возможно, более коротким путем, проходившим где-то в стороне. Или же вообще избегали ездить по ней. А может быть, в связи с передислокацией армейских тылов некоторые дороги стали не нужны?.. Сколько уже таких дорог, некогда оживленных, а потом опустевших и забытых, повидал он за эти годы. Дорог весенних — с подсохшими и застывшими следами колес, гусениц, солдатских сапог… Осенних — покрытых толстым слоем опавшей листвы… Зимних — с оледенелой, затвердевшей как камень, присыпанной снегом колеей… И вот таких, как эта, летних — с безбоязненно перебегающей дорогу травой, с мелькающими то там, то здесь ромашками и колокольчиками.

И все же того легкого чувства грусти, которое неизменно вызывали в нем покинутые дороги, на этот раз не было. Он заметил, что на него все больше и больше действует окружающая мрачность: и зыбкая полутьма между деревьями, и близкая, неотвязно следующая за ним по пятам тишина, и редкие лоскутки неба над головой, и непроглядная темнота дальних поворотов. И хотя он убеждал себя, что бояться нечего, что слухи, которые создали дурную славу этим местам, наверно, так и останутся слухами, все равно на душе у него было неспокойно. Он даже пожалел, что не взял с собой автомат.

Чтобы хоть немного отвлечься от тревожных мыслей, он догнал старика, шагавшего впереди, и завязал с ним разговор.

— Как у вас тут немец, здорово лютовал?

— Ох, дуже… Скилькы людей поугоняв. И хлопчикив, и дивчаток.

— Куда? В Германию?

— Туды. В проклятущую!

— Ничего, отец. Недолго еще им осталось ждать освобождения!

— Дай боже, дай боже…

В общем, так отвечали все. И в словах старика, сопровождаемых вздохами, тоже ничего не было нового. Но зато пришло спокойствие. Крашенков уже не так остро, не так тревожно ощущал здесь свое одиночество.

Вскоре темный туннель лесной дороги прошили длинные солнечные иглы. А еще через несколько минут деревья расступились, открывая светлую полоску поля.

— Это там? — с облегчением спросил Крашенков.

— Там, там! — закивал головой старик.

Они вышли из лесу. Свернув с дороги на тропинку, пересекли редкий орешник и очутились на поляне, сплошь изрытой старыми окопами. Крашенков обратил внимание, что глубина их от силы по колено.

— Отец, что здесь, бой был?

— Ни. Тилькы почалы копаты, як наказ прийшов видступыты.

— Без боя?

— Та ж вин з танкамы пидийшов. Що воны моглы с нымы зробыты?

— Когда это было?

— В сорок першому…

— А!..

Некоторое время они шли молча.

— Зараз прийдэмо, пане ликар!

Вскоре Крашенков увидел у самой кромки леса хуторок — две хаты с сараями. Окруженный с трех сторон подковкой леса, он вместе с огородом немного возвышался над всей местностью. Прямо под ним начиналось поле. Покрытое легкой зыбью пшеницы, оно уходило вниз. И далеко было видно, как оно перекатывалось по холмам, обтекало попадавшиеся на пути рощицы, легкие и прозрачные, как узоры по шелку.

До чего красивое и удобное место выбрали! И летом не жарко, и зимой ветры не дуют…

И вот они со стариком уже во дворе. Это большая зеленая поляна, обнесенная изгородью. А в остальном — двор как двор. Деревенский колодец с журавлем. Кормушки для кур и свиней. Штабеля мелко нарубленных дров. Сарай, в дверях которого промелькнули чьи-то голые пятки.

— Прошу, пане ликар! — старик открыл дверь в хату и, придерживая ее рукой, пропустил Крашенкова вперед.

В темной прихожей он, так же опередив лейтенанта, распахнул перед ним дверь в комнату.

В кровати, судорожно натянув по самый подбородок старое лоскутное одеяло, сидела пожилая женщина. Ее изможденное лицо выражало растерянность и испуг.

— Добрый день! — несколько удивленный этим, поздоровался Крашенков.

— Добрый день! — сохраняя то же выражение лица, ответила она.

— Дуся! Це ж пан ликар! — объяснил старик.