Владимир Чекменев - Оторвановские новости

Прибежал председатель, всплеснул руками, глядя на беспорядок в правлении, и с тревогой спросил мужчин:

— Батюня живой?

— Живой, — ответили ему. — Лицо только стеклом порезал и кой-где ушибы…

— Чуть правление не разнес, — сказал Подшивалов, подходя ближе к Никите. — Сбесился бугай! Говорил тебе, поменьше лохчи самогонку… Трезвый — самый спокойный мужик в Оторвановке, а пьяный — хулиган… Припаяют теперь года три, будешь знать…

Но в тюрьму Никиту не посадили. Отделался пятнадцатью сутками ареста. Отбыв наказание, Моторин долго ходил угрюмый, молчаливый. Однако, после того как Лариса родила Алешку, он вдруг повеселел, то и дело брал маленького на руки и говорил Анисье:

— Гляди, мать, какой бутуз растет. Весь в нас, в Моториных!

Последнее время Никита стал примечать, что Лариса каждое утро в одно и то же время берет Алешку, подходит с ним к одному и тому же окну и чего-то ждет. А сегодня она кому-то испуганно замахала рукой, когда Никита скрипнул дверью комнаты. Впечатление такое, будто Лариса показывала в окно Алешку, а потом испугалась скрипа и торопливо дала знак — дескать, уходи скорей. Моторин сделал вид, что ничего не заметил, вернулся на кухню, глянул в окно и увидел комбайнера Сергея Пахарева. Кроме него, на улице никого не было. Выходит она показывала Алешку Сергею? Но что за надобность? А если?.. Нет, чепуха! Пахарев на десять лет старше Ларисы, и семья у него: жена и дочка. Показалось Никите. А вдруг не показалось? Ведь не секрет, что жена Сергея на глазах тает, и ей давно не до любви. Не секрет. Мужик есть мужик, затосковал без бабьей ласки. Но Лариса тут ни при чем, не будет она с женатым канителиться. А вдруг?.. Моторин вздохнул. Ладно, поживем — увидим. Понаблюдаем. Не он будет Никита, если не распутает эту запутанную историю.

Моторин сидел на чурбачке, чинил сбрую и мысленно ругал себя за драку в правлении колхоза. Сроду не дебоширил никогда, а тут вспыхнул, разгорелся. Хорошо, что всего пятнадцать суток дали. Легким испугом отделался. Могло быть и хуже. Из кладовщиков кшикнули. Подшивалов отстранил его от этой должности вскоре после отсидки в милиции. Так прямо и заявил: «Не могу, Никита Христофорыч, оставить тебя кладовщиком, хотя и не расхититель ты. Иди в сбруйщики, самая работа для хулигана…»

Обидно, но пошел Никита в сбруйщики. Свободного времени хоть отбавляй. Утром сбрую выдашь, вечером примешь. А с утра до вечера куда время девать? Не может Никита без дела слоняться. Сказал об этом Подшивалову. А тот улыбается: «Ничего, Моторин, это тебе своего рода общественное наказание. Будешь знать, как хулиганить…»

Дверной проем сбруйной кто-то заслонил. Никита поднял голову и увидел молоковоза Батюню, который в растерянности оглядывался по сторонам и молчал.

— Тебе чего? — нахмурился Моторин.

— Да это… — засуетился вошедший. — Уздечка вот… оборвалась, стерва. Это само… другую бы.

— Уздечка — стерва, — недовольно пробормотал Никита. — Какая же она стерва? Ругаться и то как следует не умеешь. Напраслину только городить мастер…

— Да ведь… нечаянно я тогда сочинил. Не хотел, а оно получилось. Нечистый надоумил. Давай мириться, Никита Христофорыч. Не век же нам дуться друг на дружку. Ты меня вон как в окно-то… как футбол кинул. Но я ничего. С кем не быват… Давай мириться, чего там… С кем не быват…

Моторин засопел, усиленно начал ковырять шилом хомут, потом бросил его, вытащил из кармана пачку папирос.

— Вот как дам, узнаешь… Наплел… Через тебя пятнадцать суток схватил и в сбруйную сослали. Как дам вот — улетишь… Краснобай чертов. Если хошь знать правду, сроду и не была Лариска беременная. Анисья родила Алешку, а ты мою дочь позорил. Мы с Анисьей смастерили ребенка. Понятно? А Лариса нас, стариков, хотела от насмешек уберечь, вот и распустила слух, что ее Алешка. Вот и ухаживает за ребенком, как за своим. Не надо было нам соглашаться. с выдумкой дочери, а мы согласились, оглобли старые. Вот она правда. А ты наплел…

Батюня открыл рот, пораженный враньем Моторина, хотел засмеяться, но сдержался и сказал:

— Неужели? Сомнительно.

— Ничего сомнительного. Родила Анисья — и все. На Кавказе вон люди полтораста лет живут и родят за милую душу до самой смерти. Газеты не читаешь. Мы с Анисьей родом тоже с Кавказа, вот и родили.

Батюня сделал вид, что принял вранье Моторина за чистосердечное признание.

— Это что! — подошел он ближе к Никите, сел на хомут. — Вам с Анисьей по шестьдесят еще нет. Это что! — повторил молоковоз и, достав из нагрудного кармана пиджака бутылку водки, поставил ее к ногам, соврал — Вот я знал одних супругов! Им по восемьдесят пять сравнялось, а они тройню смастерили. Во как!