Михаил Лев - Если бы не друзья мои...

— Значит, ребята никудышные. Если каждый будет себя так вести, ничего хорошего не получится, — сделал решительный вывод Сергеев. Он был готов хоть сейчас отправиться учить уму-разуму обладателей тыквы. Нам едва удалось удержать его.

Между тучами показался клочок голубого неба, то тут, то там стали заметны зеленые островки: еще не вся трава сдалась на милость осени.

Когда стемнело, нас собралось на опушке леса восемь человек. Мы лежали под высокой густой елью. Стройная, величественная, стояла она мощной зеленой колонной у входа в лес. Глухо шумели над нами ветви. Мы были опьянены горьковатым запахом хвои, ощущением неожиданно вернувшейся свободы.

Посовещавшись, сошлись на одном — идти всем вместе, курс держать к линии фронта, двигаться лесом, избегая центральных дорог. Тут же решили выбрать старшего, а так как только мы трое хорошо знали друг друга, нам предложили выдвинуть кого-нибудь из своих.

— Если среди остальных нет командира, — согласился я и тут заметил, что Егор потупил глаза. — Ты командир?

— Да, ребята, командир.

— Чем командовал?

— Саперной ротой, лейтенант я.

Старшим стал Егор, а Пименов его заместителем. Условились: важные решения, если обстановка позволяет, принимать сообща; все, что удастся каждому из нас добыть, распределять между всеми поровну; раненых и больных не оставлять; высшая мера наказания — изгнание из группы.

Плохо, что никто из нас в этих краях никогда не был. Вот когда пригодился бы компас, отобранный белогвардейцем!

Пока мы лежали и тихо переговаривались, двое отправились в разведку. Вернулись они скоро с неутешительными вестями: мы находились не в лесу, а в небольшой рощице. Недалеко отсюда они обнаружили штабеля ящиков, много бочек, — видимо, патроны и горючее, там же разбиты две палатки. Откуда-то донесся рокот машин, кажется, совсем близко. Нужно было немедленно пробираться в большой лес.

В течение ночи мы дважды натыкались на деревни. В одной оказались немцы, в другую мы не зашли потому, что не хотели задерживаться — ночь уже была на исходе, а до леса все еще далеко.

Только надежда на спасение давала нам силы двигаться без отдыха все дальше и дальше. Хорошо еще, что ветер был попутный.

Но вот уже стало рассветать, а мы все еще в открытом поле. И откуда только они здесь, эти бескрайние степи? На всех полевых дорогах — свежие следы автомашин, велосипедов, кованых солдатских сапог. Пропели где-то петухи, скоро станет совсем светло, а спрятаться некуда — ни куста, ни даже сухого бурьяна. Командир наш требует не останавливаться и держаться подальше от дороги.

Впереди показалась деревня. На отшибе стояли два каких-то строения, и мы решили пробираться к ним. Первое строение оказалось небольшим домиком с чешуйчатой черепичной крышей, с резными наличниками на окнах и небольшим палисадником, второе — большим амбаром. Одно окно домика было заколочено досками, другое чем-то занавешено, дверь заперта.

Ворота амбара открылись со скрипом. Мы вошли, спотыкаясь в темноте. Здесь, судя по всему, хранился в свое время колхозный инвентарь. Обшарили все уголки и не нашли ничего съестного.

Один из нас в щель следил за тем, что происходит во дворе и на дороге. У Егора чудом сохранились карманные часы, и он передал их часовым, чтобы каждые два часа производить по ним смену. Все улеглись и уснули крепким сном. Егор лег у самых дверей.

Я проснулся, когда на посту стоял человек, чье имя никто из нас не мог запомнить. Сергеев называл его Ипташ, что по-татарски означает товарищ.

— Который час? — спросил я у него.

— Сорок минут первого, — ответил он и добавил: — Хозяйка варит что-то вкусное, по дыму чувствуется. Не будь я на посту, пошел бы к ней, курсак житья не дает… — Он чуть не плакал.

— Вечером, — утешил я его, — перед уходом отсюда зайдем к ней.

Я вернулся на свое место. Меня вдруг охватило предчувствие беды, и я разбудил Сергеева.

— Коля, хозяйка стряпает что-то. Боюсь, как бы Ипташ глупостей не натворил.

— Спи, — ответил сквозь сон Николай. — Я его, Ипташа, если он посмеет бросить пост, удавлю.

Последние слова Сергеев пробормотал едва слышно, он снова крепко спал. Улегшись рядом с товарищами, я понемногу успокоился. «Ничего, — говорил я себе, — вечером разживемся где-нибудь едой, а в следующую ночь доберемся и до леса. А в большие леса немцы не забираются». Моей последней ясной мыслью было: Егор мне нравится.

Не знаю, сколько я спал. Мне снилась печеная картошка, белая, рассыпчатая, Егор и Ипташ выуживали ее из золы, мяли в ладонях, макали в соль и ели с черным хлебом.