— Надо что-то предпринять, — сказал нам Леонид Петрович Коваль.
И мы написали вот этому предателю: «Предлагаем вам спасти семью Торбы». Он ответил: «Согласен. Но прошу, когда придет время, не забыть об этой моей заслуге».
И свое обещание сдержал.
Теперь он же прислал донесение о том, как немцы сжигают людей.
«Чтобы достать вам эти сведения, — писал он, — я рисковал жизнью — сам присутствовал при этом и не уверен, что немцы меня самого не сожгут, дабы не осталось свидетелей. Прошу вас помнить и об этом».
Мы эти сведения проверили и передали в штаб. Через несколько дней наш радист принял сводку Совинформбюро, содержавшую сообщение под заголовком: «Немцы заметают следы своих преступлений». Фашистам не удалось скрыть свои чудовищные злодеяния — о них заговорила Москва, а если Москва говорит, слышит и знает весь мир.
В большом селе, расположенном у самой дороги Бобруйск — Киров, жил старший брат Боровского. Его арестовали. «Полицай», отчим Саши Барташевича, дал знать, что опасность грозит и матери, и сынишке Василия Дементьевича, живущим на окраине этого же села. Я сообщил ему обо всем этом, и вскоре прибыл ответ Боровского:
«Сам выехать не могу, прошу: немедля вывезти их из села».
Еще ни одной такой несговорчивой старушки, как мать Боровского, я не встречал. Она мне поверила, что так велел ее Вася, но заявила, что все мои старания напрасны, никуда она из села не тронется.
— Что ж, — сказал я, — заберу внука, так приказал ваш сын.
— Он командир своим солдатам, пусть им и приказывает, не мне. Не дам никому ребенка — и все тут.
Ничто не помогло, ничего я от старушки не добился. Через несколько дней к нам прибыл Василий Дементьевич — мне ничего не сказал, но я чувствовал, что сердится.
— Когда я шагнул к ребенку, — рассказывал я ему, — она посулила поднять такой шум, что услышат в соседнем селе. Что было делать? Не драться же с ней…
— Да, не найти для них, конечно, безопасного места, но там, сомнения нет, они погибнут. Заберу Алика, а мать больше дня не выдержит, прибежит туда, где внук. Давайте сегодня же ночью проделаем это, а то как бы мы не опоздали.
Над лесом садилось солнце, сумерки быстро и незаметно укрыли все собою, лес шумел глухо и грозно. Часам к одиннадцати вечера мы прибыли в село. Было нас трое — Боровский, его адъютант Ефим Маргалик и я. Оставив коней в овражке, мы пошли пешком. Шедший впереди Маргалик вдруг остановился.
— Сюда, — сказал он, — тянется какой-то обоз.
Мы перешли через улицу и притаились за хатой. Вскоре послышалась немецкая речь.
— Тут бы где-нибудь спрятаться, — шепнул Василий Дементьевич.
— Рискованно, — возразил я. — Если они здесь вдруг остановятся, нам придется целый день, а то и больше, не вылезать из укрытия.
Пришлось уйти из села. Огородами добрались мы до наших коней, но далеко не отъехали. Около сарая, стоявшего среди поля, мы снова остановились, присели у бревенчатой стены и задумались. Как выяснить дальнейшие намерения немцев?
— Тише, кто-то идет…
— Держите коней наготове! — приказал Боровский.
Шло трое. Мы прижались к стене и направили оружие на приближавшихся.
— Кто идет?
Те остановились.
— Кто? — повторил Боровский.
Оказалось, это местные крестьяне, бежавшие от немцев в лес.
Прибывшие остались с лошадьми, а мы снова отправились в село. В том конце, где жила старушка, немцев не было.
— Мать, не время мне препираться с тобой, — говорил Боровский, держа на руках сына. — Не пойдешь со мной — заберу одного Алика.
Руки старушки дрожали, зажигая спичку. Отец вглядывался в своего ребенка.
— Малыш ты мой… — шептал он тихо.
Алик повернулся на другой бочок и что-то со сна пробормотал. Отец целовал своего сына, а мать — своего…
— Бог знает, увидимся ли еще, — всхлипывала старушка.
— Уж недолго осталось…
— Дай-то бог, чтобы это сбылось, да скорее. — Старушка перекрестила сына, внука, меня, а напоследок себя.
Мальчик прижался к отцу, улыбнулся.
Боровский, всегда сдержанный и строгий, сейчас не был похож на себя. Как он целовал и ласкал ребенка!
Кто смеет утверждать, что люди на войне ожесточаются, грубеют, что человеческие чувства притупляются? Пришлите его сюда, в эту маленькую хибарку, пусть посмотрит на эту мать, на ее сына, внука.
— Он меня узнал и завтра растрезвонит всем, что я здесь, — ты сама это говорила… Вот и одень его, другого выхода теперь уже нет.
— И зачем я дала его разбудить! Обманул меня, старую, — сердилась она, — как маленькую, обошел…
Читать дальше