Михаил Лев - Если бы не друзья мои...

— Едут! — донес Гильдинец.

Как только полицаи приблизились, мы открыли стрельбу. Пригнанные ими крестьяне с телегами хлестнули лошадей и в несколько минут исчезли из глаз. Полицаи же на этот раз не ушли, а открыли ответный огонь из пулемета.

В это самое время раздались один за другим два гулких удара — в бой вступил «миномет» Тимохина. Судя по силе взрывов, он не поскупился — взорвал не по сто, а по двести граммов тола. Любо было видеть, как удирали полицаи.

— Ну, братцы, спасибо! — благодарил нас Семен Веденеев. — Сегодня они больше не придут, а завтра им отсюда нечего будет вывозить.

Мы возвращались в лес. Завьялов вдруг остановился.

— Стойте, у меня появилась мысль… А ну, становитесь все в ряд, так… Всего у нас тут десять винтовок. Как только первый выстрелит, второй произносит «раз» и стреляет следом, потом третий — и так далее, до последнего… Начинаем! Приготовились, огонь!

— Как ручной пулемет! — обрадовались мы все выдумке Завьялова.

— Теперь повторим… Но на этот раз стрелять без отсчета, один за другим.

Выстрелы затрещали частой дробью.

— Настоящий пулемет Дегтярева!

— Вот что значит стрелять по нотам, — довольно произнес Завьялов.

— Ура музыканту! — крикнул Чижик.

Итак, мы обладаем «пулеметами», есть у нас и «миномет» — кто же может с нами равняться?

Мы подошли к шалашу. Как же мы удивились, когда никого в нем не застали! На охапке свежескошенного сена лежала выцветшая гимнастерка, в ведрах над огнем варился завтрак… После первых минут недоумения пришла догадка: Тимохин, напуганный нашей «пулеметной» стрельбой, сбежал. Мы разразились дружным хохотом.

Полицаи так и не вывезли отсюда ни одного килограмма зерна.

Старостой в деревне по соседству с Костричами фашисты назначили Чикало, того самого полицая, которому удалось спасти свою шкуру после сергеевичского боя. До войны он сидел в тюрьме, осужденный за уголовные преступления. Боясь, как бы партизаны или крестьяне с ним не расправились, Чикало перебрался в Любоничи, поближе к немцам. В изуверстве он превзошел своих хозяев и, сопровождая карательные экспедиции, доносил фашистам: «Этот был бригадиром в колхозе», «У той сын ушел к партизанам», «Этот старик недоволен немецкими порядками», «Эту девушку необходимо заключить в лагерь — ее брат видный советский офицер…»

— Не ползать по земле этой гадине! — твердо решили костричские комсомольцы.

Но Чикало знает, как в селе его «любят», и без оружия не выходит из дому. Из Любонич он всегда идет вместе с немцами или полицаями — как же его захватить?

Матвей Гильдинец ночью перебрался в Любоничи и двое суток скрывался в погребе дома, где жил его друг, согласившийся помочь в задуманном деле. Наконец последний дал ему знать:

— Сейчас должен здесь пройти Чикало. Еще рано, люди не спят, действовать надо быстро и тихо.

Матвей вылез из подвала и прислонился к дереву у забора. В одном кармане он нащупал пистолет, в другом пару гранат — это он получил у партизан на крайний случай, но без нужды стрелять нельзя — поднимется тревога. Какую же смерть придумать для палача? Матвею тут все знакомо, каждый дом, каждый куст. И вдруг молнией сверкнуло в мозгу — где-то здесь близко должен быть глубокий заброшенный колодец…

Идут!

Матвей услышал голос товарища:

— Господин Чикало, вы мне нужны на одну минуту, хочу вам сказать нечто очень важное.

Гильдинец перебежал в соседний двор, вот они — стоят и беседуют. Словно кошка, подкрался комсомолец, и когда Чикало повернул голову, его глаза встретились с парой горящих глаз и сверкающим дулом пистолета, а парень, только что беседовавший с ним так дружески, стал вмиг неузнаваем. Точно клещами зажал он обе руки старосты.

— Тихо! Ни звука!

Обезоружив Чикало, друзья потащили его к колодцу — тело плюхнулось вниз.

Гильдинец с товарищем бежали в лес, к партизанам.

Трудно поверить, но Чикало остался жив. Хозяин двора услышал крики из колодца и поднял шумиху. Сбежались люди. Увидев спасенного, они долго не могли прийти в себя от огорчения — столько времени ждать гибели этого выродка и собственными руками его спасти!

Чикало пролежал в городской больнице больше полугода. Потом вернулся, кривой, искалеченный, но еще более жестокий, чем прежде.

В штаб пришел Гильдинец и стал просить:

— Разрешите мне еще одно свидание с Чикало, воскресение из мертвых не повторится.

— Действуйте! — разрешил Боровский.

Во Власовичи прибыли немцы и стали гнать молодежь на строительство укреплений. С ними явился и Чикало. Среди бела дня он прошел по улице один. Да и кого, собственно, бояться? Здесь, в деревне, уже долгое время не показывались партизаны. Старосту остановила высокая, статная девушка: