Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

Долговязый кулакастый парень — один из тех двух, которых Северьянов с Таней видели у афиши, — заказал слепому баянисту «Подеспань» и размашистой походкой подошел к Маргарите, которая, кокетливо переглядываясь с математиком, разговаривала о чем-то с Демьяновым.

— Прошу, мадам! — хлопнул кулакастый каблуками и отвесил Маргарите поясной поклон.

Красавица скривила губки. Демьянов вежливо и спокойно сказал, обращаясь к долговязому кавалеру:

— Голубчик!..

Но «голубчик» не дал ему договорить, схватил его за галстук:

— Я тебе, задавака, покажу, какой я «голубчик»! «Голубчиками» нас буржуи обзывали…

Демьянов, не теряя самообладания, пытался высвободить свой галстук, но кулакастый тянул его все решительнее на себя. Заметивший эту сценку раньше всех Северьянов стремительно прошагал через зал, взял за воротник рассвирепевшего зареченского парня и круто повернул лицом к выходной двери:

— Немедленно убирайся вон!

Парень крякнул, выпустил из своей руки галстук и повернулся к Северьянову:

— А ты кто такой?!

— Потом узнаешь, а сейчас, если не хочешь открыть лбом дверь, убирайся немедленно отсюда!

Парень на мгновение растерялся. Потом, смерив Северьянова диким взглядом, размашисто взмахнул рукой, но не успел обрушить свой кулак на голову Северьянову… грохнулся об пол и заскрипел зубами от боли.

— Что вы наделали?! — набросилась Хлебникова на Северьянова. — Человека искалечили!

— Не беспокойтесь! Парень сейчас поднимется, — заступился за Северьянова Иволгин. — Знаете, — обратился он уважительно к нему, — я старый спортсмен, прекрасно знаю все приемы боксерской защиты и нападения, но такого удара не видывал. — Иволгин с выражением почтительной зависти покачал головой.

Барсуков, Борисов и Ипатыч связали на спине руки приятелю кулакастого.

— Ножик отдайте, паразиты! — хрипел связанный. — Ширяй! Отбери у них мой ножик!

— В милиции получишь, — спокойно объявил Борисов. — Он, Степа, хотел тебя ножиком в спину пырнуть.

Северьянов взглянул на лежавшего на полу зареченского любителя танцев быстрым, но не злым взглядом, выражавшим только одно упрямое любопытство.

— Ну, Ширяй, поднимайся!

Ширяй медленно поднялся, сперва на колено, потом на четвереньки и наконец с помощью Северьянова на обе ноги.

— Здорово бьешь!

Северьянов поправил Ширяеву воротник:

— Где работаешь?

— При тятеньке молотобойцем. У нас своя кузня, но надоело батрачить, думаю податься в железнодорожные мастерские.

— Хорошо сделаешь.

— Разъясни свой удар!

— Мы еще, Ширяй, с тобой встретимся, тогда и разъясню. А сейчас, — Северьянов указал парню на дверь, — сам понимаешь…

— Понимаю. А фамилия твоя какая и где тебя искать?

— Спроси в уоно Северьянова.

— Северьянов… — пробормотал, стараясь что-то припомнить, Ширяй. — Ну а я Колька Разгуляев, а по-уличному Ширяй. На Смоленском шоссе спроси, все меня там знают.

Развязали поножовщика. Приятели, довольные, что обошлись без милиции, благодарно и понимающе подмигнув Северьянову, быстро ретировались.

Под звуки баяна, заигравшего вальс «Осенний сон», Северьянов с Таней тоже покинули танцевальный зал и минут через десять весело вступили в кольцевую липовую аллею на вершине огромного древнего городища в центре города, служившую для молодежи местом свиданий.

Липовая аллея шла по самому обрыву усеченной вершины городища. В середине круглой, заросшей луговой травой площадки, которую окаймляли столетние липы аллеи, стоял открытый летний кинотеатр.

В кинобудке весело трещал киноаппарат. Перед экраном эстрады кто-то играл на рояле попурри из лучших отрывков классической музыки. На экране мелькали люди, дома, сады, горы, реки и леса. Таня сняла шляпу. Ей было легко и приятно с Северьяновым. Лунный свет, пробиваясь в промежутках меж деревьями, иногда вдруг вычерчивал резко ее фигуру.

Таня вдруг остановилась и задумалась. Северьянов не сводил с нее глаз.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Ни о чем… — и смутилась.

Когда они тронулись снова, Северьянов (откуда только пришли ему такие слова!) заговорил:

— Какие мы счастливцы! Не задаем уже друг другу мучительный вопрос: камо грядеши? Иди смело вперед, честный труженик, говорим мы. Цель ясна и горит перед нами высокой яркой звездой. И не одна во поле дороженька к счастью! Выбирай и иди смело! Не громоздятся перед тобой каменные столбы на распутьях этих дорог. Ширь да раздолье бескрайнее, да глубина безмерная. Люби! Трудись! Куй счастье для всех и для себя!