Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

Шагая сейчас по каменным плитам узкого тротуара, Северьянов надел свою форменную учительскую фуражку. Подумал, что фуражка эта шла к его серой кавалерийской шинели, и обиделся, что Наковальнин и Коробов подшучивают над ним. Надев фуражку, приосанился, и овладела им задумчивая суровость. Но вдруг он обратил взгляд на мостовую, которую медленно пересекала девушка. Над ее белой широкополой шляпкой тихо покачивался белый зонтик с голубыми каемками. Черная плиссированная юбка и белая блузка без воротника с очень маленьким вырезом приятно облегали стройное тело. Северьянов не сразу узнал в девушке Таню Глуховскую, а когда узнал, долго не решался окликнуть. Наконец Северьянов позвал ее. Таня быстро обернулась.

— Вы живы?! — крикнула она, подходя к нему со счастливой улыбкой на лице.

— Как видите.

— А тут распустили слух, будто пять волостей восстали против Советов и что мятежники уничтожили ваш отряд. — Таня хотела рассказать дальше, как вчера в парке Демьянов, такой всегда ровный и спокойный, возбужденно и зло сказал ей: «Скоро большевиков вешать будем!», но выговорила Таня другое: — Ваши товарищи тоже целы и невредимы?

Северьянов взял Таню под руку.

— Один погиб, — сказал он с тяжелым вздохом, — несколько человек ранено. Разговоры о восстании пяти волостей, Таня, все это выдумали наши враги, вроде Овсова, Гаврилова…

— Врагов у вас немало, — медленно промолвила Глуховская и посмотрела на Северьянова внимательно и грустно. — Расскажите, если это не государственная тайна, что там, куда вы ездили, произошло?

Северьянов подробно рассказал Тане обо всем, вполне доверяя ей.

— А вас все-таки могли убить! — со страхом вымолвила Таня, когда Северьянов смолк.

— Могли, — усмехнулся Северьянов, — но на этом деле теперь стоит сургучная печать…

Шли несколько минут молча. Северьянов снял фуражку и встряхнул головой:

— Бывают, Таня, такие дни, когда на тебя сыплется радость за радостью. Вот, например, сегодня у меня. Утром по телефону из у кома мне сообщили, что наш оргкомитет утвержден вопреки домогательству Хлебниковой. Через час мне принесли приятное письмо из Наркомпроса. Ровно в половине первого в общежитии товарищ Борисов объявил мне, что старушке учительнице торготдел выдал новые ботинки и галоши. В половине второго мне в редакции газеты объявили, что моя статья о проведении экскурсий по ознакомлению с родным городом будет напечатана завтра на двух полосах. — Северьянов посмотрел на свои часы и подумал: «Завтра же снесу их на толкучку!» — и опять вслух: — Наконец в половине пятого я встретил вас…

Таня наклонила свой зонтик, ласково и трогательно улыбнулась Северьянову. Солнце позолотило ее волосы, выпавшие из-под шляпы, покрыло румянцем щеки, придало какую-то особенную мягкость взгляду.

«Я почти объяснился ей в любви!» — чувствуя какую-то неловкость, сказал себе Северьянов, сознавая, что ему приятно с ней встречаться, глядеть на нее и видеть в каждом ее движении игру и свежесть молодости.

— Вы, Таня, сейчас похожи на Снегурочку, — через некоторое время выговорил Северьянов, оглядывая ее с ног до зонтика, который она снова подняла над своей головой.

— Где это вы видели Снегурочку с зонтиком? — засмеялась звонко Таня. — Снегурочка — в шубе, а я?.. Всмотритесь хорошенько! — и остановилась, поправляя прядь выпавших волос, — Но вы правду сказали. Я Снегурочка. Очень боюсь солнца. Меня в детстве мама и все подруги звали Снегурочкой и говорили мне, чтобы я не выходила на солнце. «Растаешь!» — пугали они меня.

У Тани еще ярче загорелись щеки. Северьянов не мог от нее оторвать глаз. Ему все было мило в ней: и эти ясные, открытые глаза, и едва заметные веснушки на нежной коже щек, и мягкие густые белокурые волосы, собранные в узел на затылке. «До чего же она хороша!» — повторял он про себя, любуясь ею.

Глуховская, как и Северьянов, шла на заседание школьной комиссии — собрание единодушно выбрало ее туда, как представительницу молодого учительства.

Все члены комиссии, которая должна была заседать в кабинете Барсова, когда пришли Северьянов и Глуховская, были в сборе. Хлебникова сидела за столом на председательском месте. По правую и левую руки она усадила Иволгина и Миронченко. Остальные члены комиссии сидели на венских стульях вдоль стен кабинета.

Веселый и самоуверенный, Северьянов сел у затененной стены на стул, который ему указала рядом с собой Таня.

— Удачно съездили? — обратился к нему с выражением учтивого любопытства Иволгин.