Михаил Лисин - Пути и судьбы

— Кажись, что-то упало? — испуганно прошелестело с печи. — Липа, где ты?

Но вместо ответа Липа вскрикнула, рванулась и убежала в лес. Рубин накинул плащ и бросился за ней.

— Липа! — звал он ее. — Липа!

Она не отвечала. Лил дождь, бушевала гроза. Трепетный, нестерпимо яркий свет выхватывал из мрака то гряды облаков, то большую, островерхую кучу с проснувшимися, встревоженными муравьями, то длинные иглы на мутовках молодой сосны, и ничто, казалось, не могло укрыться от его всепроникающих лучей.

И только не видно было Липы. Она исчезла, как будто превратилась в одну из сосен или елей.

Рубину стало до того страшно, что он не мог более кричать. Поминутно натыкаясь на лапы елей, скользя по мокрым мхам, изнемогая от ливня, картечью бьющего в лицо, он молча и безнадежно бродил вокруг избушки. Лес был в смятении, и в смятении была душа художника.

И вдруг он увидел Липу. Скорчившись и уткнув лицо в мокрую хвою упавшей лиственницы, она плакала. Узенькие, остренькие ее плечи судорожно вздрагивали, зубы стучали от тоски и холода. Вся она была мокра до нитки.

— Что с вами?.. Вы из-за меня?.. — тревожно промолвил Рубин, накрыв ее своим плащом. — Простите меня, пожалуйста, я с ума сошел…

— Нет, это я с ума сошла, — сердито всхлипывала Липа. — Зачем эта гроза?.. Зачем вы сюда приехали?..

— Я уеду, — поспешно сказал Рубин, — только успокойтесь… Пойдемте, я вас провожу домой…

— У меня нет дома: это же избушка на курьих ножках. А я не хочу быть бабой-ягой! Я хочу жить, жить! Дедушка уже не способен этого понять, так хоть вы поймите. Увезите меня в город, дайте жизнь! Ведь живут же люди по-хорошему…

— Успокойтесь, — просил Рубин. — Завтра что-нибудь придумаем…

Она повисла на его руке, отяжелевшая, вздрагивающая от рыданий, безвольная. Она шла за ним молча и покорно, отчаявшаяся, доверившая ему свою жизнь. И какое-то сложное, странное чувство зародилось в душе художника. Тут были и жалость к ней, и благодарность, и желание сделать для нее все, что только возможно, но и смутная досада на ее беспомощность, и глухое, еще не осознанное раздражение за это неожиданное бегство.

Он ввел ее в дом, помог добраться до постели, помог ей лечь, помог укрыться одеялом. Он был ласков, нежен и… холоден, как лед.

Весь остаток ночи Рубин тревожно прислушивался, как буйствует стихия. И казалось, что самой природе жутко от собственного гнева, и лес уже представлялся Рубину страшным и враждебным, и он уже видел в себе несчастного Иванушку, пропадающего в избушке на курьих ножках под надзором старого кощея и молодой бабы-яги.

Заснул он неожиданно, и сон его был глубок и тяжек. И когда он, наконец, проснулся, было тихо, лес стоял усталый, хмурый, и казалось, что деревья недовольны собой, стыдятся своего разгула и жалеют загубленного сотоварища. Рубин глянул на поверженную лиственницу и отвернулся — до того тяжко было видеть калекой эту гордую красавицу.

На столе, под приемником, была записка. Рубин пробежал ее глазами:

«Я ушла по делу, вернусь не скоро. Ешьте с дедушкой все, что есть в печи. Рисуйте вашу картину и живите здесь, сколько хотите».

«Нет! — запротестовала вся натура Рубина. — Хватит! Довольно с меня и этого!»

И острая тоска по городу, по его широким, шумным улицам, по товарищам с их спорами и сплетнями, по привычному укладу жизни овладела вдруг художником. И, чувствуя, что он уже не может выносить ни совы со стеклянными глазами и ушами, похожими на рожки, ни валенок, по-прежнему торчавших с печи, ни самой этой избушки, ни притихшего после ночного буйства леса, Рубин взвалил на спину рюкзак, вскинул на плечо этюдник и нетерпеливо сбежал с террасы.

— Это ты, Липа? — вслед ему зашелестело на печи, и Рубин вдруг подумал, что неожиданный его уход похож на дезертирство, но уже не мог остановиться. Он не решился даже оглянуться. Шел он наугад, по замшелой мокрой тропке, заросшей кедрачом. Тропка эта казалась ему знакомой, и когда он увидел вершинку срубленного кедра, то сейчас же вспомнил Липу с ружьем и топором за поясом. Неужели грозный страж лесов и плачущая, отчаявшаяся девушка один и тот же человек? Он понимал ее, он сострадал, сочувствовал, но очень боялся увидеть ее сейчас. Что он ей скажет, как объяснит свой неожиданный уход?..

Тропинка вывела его на большую наезженную дорогу, а та привела к лесному полустанку. Рубин взял билет, уложил на полку этюдник и рюкзак и вдруг увидел из окна вагона большую лохматую собаку с круто загнутым хвостом, похожим на еловую лапу. Несомненно, это был Космач. Рубин невольно поискал глазами его хозяйку и действительно увидел Липу. В ватнике, кирзовых сапогах, в шляпе с откинутым накомарником она показалась на опушке леса, и, как только Рубин увидел ее, у него застучало сердце. В это время поезд тронулся, и Липа побежала ему наперерез. А потом остановилась, прислонилась к стволу сосны и все время, пока Рубин смотрел в окно, стояла не шелохнувшись…