Иван Уксусов - Голодная степь

— Но с твоего одобрения!

— С моего. Я бы и сам написал, давно на тебя и твоих дружков гляжу, да все ждал: сами за ум возьметесь… Присядь, присядь, Яснопольская! Давай покурим и потолкуем по душам…

— Пошел ты к черту!

— Ну и глупо… Ты же хорошо работаешь, знаешь сложную машину. Вызови на соревнование того же Тимоху или даже Горбушина да победи их!

Рудена знала, что Курилов был назначен шеф-монтером год назад, — перевели его в цех внешнего монтажа со сборки. Он сделал несколько выездов на объекты и вдруг вернулся на сборку. Желая уколоть его этим, Рудена сказала:

— Мне обещаешь шеф-монтерство как праздник какой, а что же сам не удержался на этой работе? Кишка оказалась тонка? Ты только мастер хорошо прорабатывать других, да?..

— Душою, понимаешь, рвусь на разъездную работу, да не могу. Пока у нас был один ребенок, ездил, а куда поедешь от двоих? Понимать должна. Жена тоже работает… И оба ребятенка еще в пеленках, такое дело…

Критика сработала. На улицах веселая компания больше не появлялась.

Вскоре Джек и Рудена решили пожениться. Наметили день после получки, когда пойдут в магазины покупать белое свадебное платье, а ему черный костюм, да захотелось вдруг Рудене заранее присмотреться к товарам, побегать по магазинам: ведь выбор свадебного платья — событие. И поспешила Рудена к жениху, так как и подумать уже не могла, чтобы приобрести серьезную вещь без его совета и одобрения.

У двери в коммунальную квартиру она позвонила соседке Тимофея, желая обрадовать его внезапностью своего появления, в комнату к нему вбежала с улыбкой, хотела крикнуть: «А вот и я!» И замерла. Нет, она не сразу поняла, что перед нею…

На коленях Тимофея сидела Светка без туфель и чулок, обняв его, склонив ему на плечо голову. На столе водка, буженина, огурцы, навал окурков на блюдечке. Светка вскочила, и в красивеньких ее синих глазках ошалело заметался испуг.

Тимофей поднимался медленно. С простецкой улыбкой, такой доброй и широкой — за нее и полюбила-то его Рудена, — подошел к ней как ни в чем не бывало, сказал, что они со Светкой только что хотели отправиться к ней, а вот и она… И прошел в дверь, не спеша протопал сапогами по коридору и был таков, предоставив подругам самим разбираться в интересно сложившейся ситуации. Рудена будто и не заметила его, так намертво ее взгляд остановился на Светке. И это подруга… С которой росла, в обнимку спала, делилась первыми тайнами…

Светка занималась туалетом неторопливо, будто показывала, что ничего особенного не произошло. Но когда подошла к Рудене, голос ее сломался, зазвучал виновато: «Рудка, прости! Больше этого не будет!» Рудену же охватило возмущение, — никогда до этого она не испытывала такого. Она не собиралась Светку ударить, но как-то получилось, что шлепнула ее по лицу, вроде бы для того, чтобы та скорее исчезла с глаз; Светка же отшатнулась с великим удивлением на лице, и Рудене захотелось дать ей еще разок, чтобы не удивлялась. И она дала, а там пошло и пошло, дорого начало…

Светка отступала в угол комнаты, боясь, что Рудена закричит и прибегут соседи, шептала, не защищаясь:

— Рудка, ты с ума сошла… Рудка…

Рудена упала грудью на стол и заплакала…

В цеху Тимоха каждый день передавал ей записочки, просил прощения. Светку называл «случайностью при холостяцкой жизни», предлагал готовиться, как и прежде, к свадьбе. Рудена не отвечала, даже не смотрела в сторону его большого строгального станка.

Через некоторое время Тимоха подошел к ней. Она напильником опиливала зажатую в тисках деталь. Он стал что-то говорить, она повторяла, не поднимая от тисков головы:

— Уйди.

Тимоха не уходил. Она разогнулась.

— Не мешай работать! — сорвался и зазвенел ее голос.

— Работа не волк…

Рудена положила напильник, взяла молоток на длинной ручке, с которым обычно обходчики поездов проверяют колеса. Тимоха увидел, как отлила кровь от ее лица, безумием загорелись глаза, понял, что сейчас она разнесет ему голову этим молотком, — и отошел, и больше не присылал ей записки и не подходил к ней, и через полгода женился на Светке.

Когда порушилась первая любовь, ушел веселый и чумазый Женька, Рудена с месяц ходила с опущенной головой. Разрыв же с Тимохой переживала около двух лет, и особенно тяжело было в первое время: даже ночью, стоило проснуться — и сон не возвращался, в голову лезли одни и те же измучившие ее мысли. «Шакалы!» — думала она о парнях.

Марья Илларионовна заметила: Рудена правой рукой трогает мозоли левой, ковыряя их.