Иван Уксусов - Голодная степь

Девушка постояла у окна, заставляя себя не прислушиваться к голосам в соседней комнате, куда ночью директор поселил этих сборщиков, и все-таки прислушивалась. Кто у них говорит так громко? Не тот ли парень, кинувший: «Его бы за такой контроль уволить с работы без выходного пособия!» Парня можно простить, он не знал, что она не строитель, с первого взгляда умеет отличить мексиканский хлопок от индокитайского, а советский тонковолокнистый, гордость отечественного хлопкосеяния, конечно, от какого угодно; но эти здания, фундаменты, отверстия!.. Что она в них понимает?

Рипсиме прилегла на кушетку, хотя и не нуждалась в отдыхе — просто надо было скорее успокоиться, обрести привычный вид. Сон, даже короткий, возвращал ей ровное настроение и свежесть. Она собиралась пойти вечером к портнихе, а в растрепанных чувствах или неряшливо одетой из дома никогда не выходила.

Но забыться не удалось, слишком много было неприятностей в этот день. Рип старалась дышать ровно, гнала навязчивые мысли, уже измучившие ее, анализируя допущенный на станции брак и пережитое унижение.

Она легко училась в школе, еще легче переходила в институте с курса на курс. Другие девчонки боялись самой двери, за которой сидели экзаменаторы, а ей хоть бы что. Пятерки, только пятерки. Диплом с отличием. «Поздравь меня, папа, я — инженер». И папа прислал телеграмму: «Поздравляю и горжусь тобой».

И вот только начала работать — и случился этот брак! Вероятно, надо было по-иному вести себя с шеф-монтерами. Да и отец не одобрил бы ее поведения, упрекнул бы: характер матери! А какой у матери был характер, разве она знает? Ей шел четвертый год, когда мать, тайно оставив мужа и ее, единственного ребенка, уехала с другим человеком в Москву, оттуда вскоре перебралась в Ленинград, там уже многие годы и живет, учительница русского языка и литературы.

Через пять лет после бегства она прислала дочери деньги и письмо. Отец готов был их принять, но третьеклассница, изумив его резкостью тона, потребовала не прикасаться к ним. И впоследствии мать присылала ей письма и деньги, но получала их обратно без единого слова в ответ. Каждое ее напоминание о себе заставляло девочку размышлять и плакать, вспоминать о неутихающих, оскорбительных расспросах одноклассниц: «Рип, где твоя мама? Рип, почему она тебя бросила? Она тебе пишет? Ты ей отвечаешь? А я бы отвечала!»

Недавно от матери пришло письмо на институт, и вдруг, повинуясь новому чувству, Рип распечатала его, прочла. И долго плакала потом.

«Ты давно уже взрослый человек, такая же женщина, как я, но отчего же мне иногда кажется, что ты еще ребенок? Ведь только этим можно объяснить твое непримиримое отношение ко мне. Я пишу это и понимаю, что обманываю себя… Ты уже не ребенок! Так почему же до сих пор ты не можешь понять, что жизнь сложнее наших представлений о ней, а тем более-детских? Я понимаю твои чувства к отцу и одобряю их, но когда же, взрослый человек, ты поймешь и меня? Ты должна узнать, почему я ушла от вас. Твой отец не давал мне развода, угрожал обратиться в народный суд, а я не могла понять и никогда не пойму, как можно мужу и жене свою личную драму размазывать в присутствии многих посторонних. Мне ничего не оставалось, как уехать: я не могла отказаться от человека, который является частью моей души. Только раз встречается в жизни такой человек, в котором как в зеркале видишь самого себя… У меня не хватило сил отвернуться от него, и я виновата лишь в том, что поздно встретила его, когда была уже ты.

Ты должна понять, почему я не взяла тебя с собой. Я жалела твоего отца, Рип, он хороший человек… Горе могло надломить его, если бы мы обе ушли из его жизни.

Вот теперь ты все знаешь. У меня хороший муж и хорошие дети. Но я тоскую о тебе и не теряю надежды, что ты меня когда-нибудь поймешь, простишь и мы встретимся. Отзовись, родная!»

Рип поверила написанному. Однако через несколько дней с прежней непримиримостью стала думать о матери. Да, с эмоциями детства она давно рассталась и понимает, что жизнь сложнее наших представлений о ней, но еще лучше она понимает, что мужа женщина может бросить, если серьезно ошиблась, но ребенка — нет.

И опять Рип не отозвалась на письмо. Такое отношение к матери удивляло даже отца. Он давно простил свою бывшую жену, продолжая любить ее. Никогда он не испытывал к ней злости, только горечь и обиду. Он знал, что она человек сильной воли. Так дочь от матери унаследовала свою твердость, решительность?