Василий Лебедев - Высокое поле

— А про учебу-то военный надоумил, открывают, говорит, курсы с первого сентября, сам читал. Вот… Жалко, что картошку придется без тебя копать, ну да ничего! Зато потом мы без горя заживем! Свой тракторист — вот тебе и дрова на дворе, и сено во время привезено… Только учись лучше. А картошку-то и на воскресенье приедешь, так поможешь копать. Приедешь? — спросила она с дрожью в голосе, еще не уверенная, принял ли внук мысль об учебе на тракториста.

— Приеду, — твердо ответил Леха.

Старуха выпрямилась у печки. Просветлела.

Леха тоже свободно и легко передохнул. Он оглянулся в окно. Туман редел и подымался над землей; в огороде он был уже незаметен, уходил с полей, за которыми начал проступать лес синеватой маревой полосой, над которой сырым клубком подымалось веселое солнце.

«Хороший будет день!» — подумал Леха и понял, что жизнь его не только снова входит в свои берега, но и течет дальше.

Пока Леха собирал документы — фотографировался, писал заявления, брал справки в сельсовете, потом ездил их сдавать в райцентр, на эти самые курсы, пока он готовился впервые в жизни к житью в общежитии и выслушивал ежедневно длинные наставленья матери и, особенно, бабки — прошла целая неделя. Это время было наполнено и еще одним испытаньем: Сергей Завалов, а с ним и другие ребята, кроме Митьки Пашина, свысока подсмеивались над Лехой, и выходило у них так, что, вроде бы, он испугался ехать. Конечно, им было, чем гордиться, — они едут в настоящий большой город. Ну что же? Пускай едут, только бы поскорей, а то Леха чувствовал, что кончится у него терпенье, и он бросит свои курсы, устремится за всеми. Больше всего он опасался, чтобы с ними не уехала Надька, собиравшаяся в город учиться. Это был самый тяжелый камень на Лехиной душе. Он старался и успокаивать себя тем, что они будут видеться по субботам и воскресеньям. Это — пока. Это — терпимо, только бы этот хвастун, Сергей, не закрутил ей голову своим мотопедом да модной городской одеждой.

И вот наступил этот день, первое сентября. Уехали ребята. Деревня сразу притихла. Сиротливо кричали по дворам подросшие за лето петухи, а новые первоклассники, тоже подросшие за лето, степенно, как это умеют только первоклассники, шли в школу за целый час до занятий: не опоздать бы!..

Леха уезжал один, вторым автобусным рейсом. Он тоскливо смотрел в окно. Кругом опадали клены, багровели у озера осины, заброшенно и сиро стояла у клуба старая береза, окропленная желтизной. Картофельная ботва в полях пожухла, почернела и ждала человека.

И все же в чувство одиночества, беспричинной осенней грусти и беспокойства перед неизвестностью примешивалось бодрое настроение от предстоящей новизны, ждущей его в райцентре. Он даже подумал: останься он в деревне, около лошадей, да еще в такое время, когда все куда-нибудь да уехали — сникнуть бы ему от тоски. А так он получит специальность — это главное, а там видно будет! Большой город — не Сергеева вотчина. Лехе тоже дорога не заказана, но если он когда и поедет туда, так только на свои деньги и по верному делу.

С этим настроением Леха прожил всю дорогу и подъехал к учебному корпусу районной «Сельхозтехники».

— Товарищи!

Леха вздрогнул, выпрямился за столом. Это было неожиданно. Это слово прозвучало свежо и уважительно. Вчерашние учащиеся школы, привыкшие к обращению «ребята», серьезно и благодарно смотрели на пожилого коренастого человека, открывавшего занятия. Еще до занятий Леха слышал в коридоре разговор какого-то модника в черно-белом заграничном свитере и незнакомых парней о том, что их группу поведет какой-то «безрукий», бывший танкист. Ребята уже узнали откуда-то, что он не один раз горел в танке, имел несколько тяжелых ранений, а последнее получил в битве на Курской дуге — в битве танков — как говорили им в школе на уроках истории.

— Товарищи! Разрешите поздравить вас с началом занятий на курсах механизаторов и сказать несколько слов, которые сегодня, как мне кажется, не будут лишними.

Бывший танкист говорил свободно, без лишних жестов, только левая рука его порой делала небольшое экономное движенье, а вторая, правая, неподвижно висела вдоль корпуса, чернея перчаткой. На его темно-коричневом недорогом пиджаке тремя рядами поблескивали орденские ленточки.