Василий Лебедев - Высокое поле

В магазине хорошей картошки не оказалось. Он прошел целую остановку до следующего овощного, там тоже была слишком подозрительная — с сырыми боками. Он подумал о рынке и пошел к трамваю, уверенно неся отяжелевшее тело и размахивая продуктовой сумкой.

— Мальчики, десять копеек не разменяете? — спросил Вязов в трамвае у ребят, занятых жарким разговором.

— Что ты, батя! Если бы у нас были такие деньги — мы бы не работали!

Засмеялись.

Вязов посмотрел на них, как бы желая что-то заметить, но раздумал и сел у кассы собирать сдачу.

— Смотри, парни! Батя прирабатывает с утра пораньше!

Опять смех.

— Не надо, — негромко, но повелительно сказал один, и сразу все замолчали.

Вязов посмотрел, кто же этот, авторитетный, и увидел сосредоточенного молодого человека, сидевшего в середине компании. Вязову понравилось его сухое лицо, спокойный, решительный взгляд.

Разговор у ребят, как это сразу понял Вязов, шел о боксе, и он вспомнил объявление по радио, что сегодня финал лично-командного первенства. Сам он, как оставил тренерскую работу, вот уже лет десять не был ни на каких соревнованиях.

После войны он не вернулся на ринг: возраст и ранение в руку сделали свое дело. Да и гибель единственного сына выбила из колеи, состарила раньше срока.

Сын…

Он рос хорошим человеком и способным боксером. Уже выступал в крупных соревнованиях, и все прочили ему славу отца… Вернувшись с фронта, Вязов прочел письмо командира части, в которой служил его Юрий. Командир писал о том, что Юрий Вязов, разведчик, был любимец части. Однажды в расположении противника, командуя группой прикрытия и обеспечивая отход основной группы — группы захвата языка — успешно выполнившей задание, он принял бой. Держа круговую оборону, а затем перейдя в рукопашную схватку, он отвлек на себя противника и геройски погиб, полностью обеспечив выполнение важного боевого задания…

На увеличенном после войны фото Вязов увидел сына в боевой форме, с орденами. Последний орден был присвоен посмертно… Вязова, когда смотрел через стекло в родное лицо сына, всегда охватывало смешанное чувство безысходного горя и гордости.

«Нет, пригодилась Юре боксерская выучка, не опозорил он фамилии Вязовых», — думал отец, и печаль его светлела.

Он пошел на тренерскую работу и до самой пенсии был среди молодежи, учил их тонкому мастерству, сдержанности, мужеству. Его наметанный глаз безошибочно определял, кто шел в бокс ради самозащиты и самоутверждения, кто для зазнайства и пустой уличной славы, а кто — и этих Вязов особенно ценил — для самого спорта, который важен в настоящем и может всегда понадобиться в будущем… Никогда раньше — даже когда Вязов выступал под красным флагом на зарубежных рингах — слово «Родина» не имело для него такой глубины и конкретности, как после гибели сына…

Вязов любил тренерскую работу, он вырастил немало хороших боксеров и радовался, что каждый из них был прежде всего человек.

Разговор ребят снова привлек его внимание.

— Вадя, мне сегодня приснилось, что ты стоишь на «единичке», все аплодируют тебе. Кругом фоторепортеры, цветы у девчонок…

— Не знаю, ребята, удастся ли мне сегодня взять финал. Правая кисть после вчерашнего боя…

— Что ты, Вадя! Ты рубись! Ведь ты из наших один остался в финале. Надо!

Вадим молчал.

— Слушай, Вадя, я вчера думал, что ты сошел, когда нарвался на его встречный. Смотрю — лежишь. Ну, думаю…

— Я тоже думал — все. Встаю на седьмом счете, а в глазах круги, канаты плывут.

— Ну, ты его все равно крепко уделал! Третий раунд весь был твой!

— Ну, и крепче меня делали… — поморщился Вадим, взглянув почему-то на Вязова.

«Юра вот так же не любил гордиться…» — подумал Вязов.

— Да! Парни! — воскликнул долговязый. — Я читал недавно, как один наш боксер на какой-то международной встрече чуть не покойником валялся во втором раунде — под гонг в угол оттащили секунданты, а за минуту очухался да как пошел рубиться. Зал выл, что псарня, а наш несет его на ближней дистанции. Потом как чухнет — тот и костыли в зал, под канаты высунул.

— Ближний бой требует большого мастерства, — заметил Вадим.

— А как ты себя чувствуешь в ближнем? — спросил долговязый.

— В ближнем бою я люблю работать… — задумчиво ответил Вадим и добавил, помолчав: — Был у нас такой боксер — тренер говорил — Федор Вязов, большой мастер ближнего боя!

Вязов кашлянул и отвернулся к промерзшему стеклу. Он чувствовал, как теплеет у него в глазах… Трамвай дернуло на повороте.