Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

— Красивая… — сказала бы она, приподняв брови кверху. После короткой паузы она опустила бы брови и повторила уже веселее:

— Красивая…

Потом, помолчав немного, заключила бы очень серьезно:

— Красивая…

И Зазе все стало бы ясно. Но, к сожалению, Заза не понимал этого языка. Поэтому Лизико еще ближе склонилась к нему, приблизилась к самому его уху и прошептала:

— Магда просто ненормальная, она переживает, что ее мать изменяет своему мужу. Ну, скажи — не чудачка?.. Магда сама не знает, чего хочет, — говорила Лизико, — как будто сама… — Она замолчала и с улыбкой добавила — Моя подружка слишком много на себя берет!

Заза внезапно с поразительной ясностью почувствовал, что Лизико просто-напросто ненавидит Магду.

Нинино жила в новом районе, в новой однокомнатной квартире. Сейчас она сидела перед зеркалом. Тут же на столике стояла маленькая елочка, не елочка, а скорее еловая ветка, которую Нинико убрала разноцветными игрушками. Елочка отражалась в зеркале. Нинико хотелось есть, но усталость так ее одолела, что она была не в силах встать, чтобы приготовить себе еду.

«Так и умру, — думала Нинико, — здесь перед зеркалом…»

Она очень любила зеркало. Оно было ее другом и хранителем всех ее тайн. Нинико положила руки на стол, уронила на них голову. Теперь елочка казалась гораздо выше. И получалось, что лежит она под елью.

— В еловом лесу такая тишина, — послышался ей чей-то шепот, — там лежит белый-белый пушистый снег…

И Нинико шла по снегу. Какой странный снег, — думала она, — как он блестит…

Потом она увидела на снегу разбросанные цветы и совсем не удивилась. Напротив, она была уверена, что увидит цветы. И на самом деле снег был устлан цветами. Нинико принялась собирать: «Вот розмарин — это для памятливости, возьмите, дружок, и помните. А это анютины глазки: это чтоб думать…»

Громкий стук заставил ее встрепенуться и открыть глаза. Кто-то яростно колотил в дверь. Нинико с трудом заставила себя встать, голова ее словно была налита свинцом. Она никак не могла прийти в себя, ей казалось, что она еще идет по снегу, только цветов уже не было видно. Она добралась до двери и открыла ее. Перед ней стоял высокий мужчина в вылинявшем зеленом кителе, в брюках «галифе», заправленных в носки, и в галошах. Сразу было видно, что он живет в том же доме, в таком наряде издалека он прийти не мог.

Мужчина, задрав голову, к чему-то принюхивался.

Когда Нинико открыла дверь, мужчина едва не угодил ей пальцем в глаз:

— Это здесь! — объявил он, бесцеремонно отстранил ее в сторону и вошел в квартиру.

Удивленная Нинико последовала за ним. Мужчина устремился в кухню, закрыл газ и широко распахнул окно. Затем снова подошел к газовой плите, что-то там проверил и только теперь обернулся к Нинико:

— Как так можно, девушка, это же просто недопустимо!

И тут Нинико догадалась: у нее остался открытым газ. Поэтому воздух в комнате показался ей таким тяжелым, когда она вернулась домой. Но ей было не до того, она села перед зеркалом и, наверно, уснула.

Сосед вышел из кухни:

— Окно пусть будет открытым! Я поднимался из подвала и почувствовал запах… Разве так можно!

Нинико стало стыдно: этот незнакомый человек бог знает что может о ней подумать.

Мужчина последовал в комнату:

— И здесь открой окно!

Нинико открыла окно. И ей вдруг стало холодно, она взяла шаль с кушетки набросила себе на плечи.

— Садитесь, пожалуйста! — нерешительно предложила она мужчине. Он стоял вытянувшись и, казалось, о чем-то думал.

— Присядьте, пожалуйста, — повторила Нинико.

Гость не садился и продолжал осматривать комнату.

— Я ваш сосед, живу прямо над вами.

— Очень приятно, — Нинико стало еще холоднее, — можно, я закрою окно?

— Закройте! — тон у него был повелительный. Нинико закрыла окно. Мужчина продолжал стоять, но уходить не собирался.

— Это кто? — ткнул он пальцем в фотографию с рамке, висевшую на стене.

— Сара Бернар!

— Кто-о?

— Сара Бернар… Французская актриса.

— Понятно… А я Платон Курдиани! — неожиданно представился мужчина, будто Нинико назвала ему себя.

Затем он повторил:

— Понятно…

— Что вы сказали?

— Ничего, кушетка, книги, картины, магнитофон, — спокойно перечислял он обстановку, как будто разглядывал предметы через бинокль и докладывал об увиденном присутствующим.

— А куда выходит эта дверь?

— На балкон… — Нинико поражало, почему его так подробно интересовало убранство ее квартиры.