Русин чувствовал, что опять излишне разоткровенничался и его верхарновское настроение кое в чем похоже на нытье, которого он сам боялся и хотел избежать. Он попытался повернуть разговор и тут же ударился в другую крайность:
— Олежка, друг! Хочешь, я подарю тебе ту книжку? Нет, нет, не отказывайся. Я для тебя — хоть что. Редкое ж издание — тридцать пятый год. Намного полнее, чем это… С библиотекаршей я уже договорился. Напишу заявление, что потерял. Заплачу в бухгалтерию сколько положено. И книжка моя, то есть твоя… Дружище! — Русин, блаженно улыбаясь, потянулся к Олегу.
На задней площадке было совсем свободно. Троллейбус переваливался на ледяных буграх, на выбоинах в асфальте. Тело послушно отзывалось на толчки. Размахивая руками, Николай стоял посреди площадки, как на раскачивающейся палубе, чуть приседал и выпрямился, пружинил ногами, стараясь упредить нырки.
Лиля прижалась в уголке, уставилась в стекло, за которым проносился затихающий в ночи город, и словно напрочь забыла о Русине, Но ему невмоготу было в эти минуты одному. Повернуть бы ее к себе, уткнуться лицом в шелковистый воздушный шарфик и ворковать, ворковать, нести какую-нибудь несусветную ласковую чушь, не сознавая, кто они, где они и что у них впереди…
В общежитие он сначала не хотел заходить. Потом подумал, что надо проститься с Надей.
Вахтерша недовольно покосилась на него, глянула на часы. Но Лиля что-то шепнула ей, и та равнодушно отвернулась.
В комнате Надя с Олей пили чай.
— Вот получайте свою… — с угрюмой веселостью сказал Николай и долго не мог подобрать подходящего слова, — свою снежную королеву. Любого мужика остудит в самый жаркий день… Классная дама, да и только. Наставница заблудших душ. Ей не современных, девушек играть, а фанатичных монашенок. — Он покрутил головой и вдруг захохотал, чувствуя, что опять занесло. — Теща! Теща из нее, великолепная получится. Вот бы дожить да посмотреть!
— Кончай выступать! — оборвала его Лиля. — Можешь ты помолчать напоследок? Сейчас раскладушку принесу. Ложись, и чтоб ни звука.
— Нет уж, благодарю покорно, — скоморошливо раскланялся Николай. — Ваша келья не для меня.
— Да куда ты пойдешь? — вступилась Надя. — Полночь уже.
— Вокзал открыт круглосуточно… Общий поклон всем. — Николай низко склонил голову и расшаркался.
— Постой, я тебя хоть на улицу провожу, — вскочила Надя и сдернула с вешалки пальто.
— Знаешь, не хотела я об этом. Но вижу — просто необходимо, — говорила она торопливо на крыльце. — Все-таки Лилька — моя подруга. Я не буду всего объяснять, не могу. Но, пойми, ничего у вас с ней не выйдет. И перестань, пожалуйста, мучить себя.
— Ладно. Понял вас. Все понял, — деревянно повторил Николай, желая поскорее уйти. — Будешь с Ленькой по телефону разговаривать, передавай ему привет. Скажи, что у меня все тип-топ. У меня одного.
Гостиница была закрыта, и пришлось долго стучать. Выглянула сонная дежурная, не сразу его узнала, что-то говорила за стеклом, беззвучно шевеля губами. Наконец открыла.
— Мне бы прокантоваться до шести утра, — прижал руки к груди Николай. — Больше совершенно некуда деться.
Дежурная пожала плечами, обвела рукой вестибюль. С полдесятка коек были собраны, но на всех прямо на голых панцирных сетках спали одетые люди.
— Приткнусь где-нибудь.
На койке у стены, поджав к животу ноги, похрапывал бородатый парень.
— А ну-ка, потеснись, дружище. — Русин поднял воротник, натянул на уши берет и примостился с краю.
Утром Надя, еще недовольно хмурясь после ночного разговора с Лилей, неожиданно сообщила ей:
— Вечером твой звонил. Спрашивал, где ты, почему не дождалась, как договорились.
«Твой», «мой» — так они шутливо называли между собой режиссера театра после того, как он стал оказывать Лиле не назойливое, но довольно заметное внимание. Но сейчас «твой» в устах Нади прозвучало с новым для Лили оттенком, слишком уж иронично и неприязненно. Она тоже еще сердилась на Надю — ишь ты, моралистка выискалась, сердобольная заступница Николая! — и поэтому сердито спросила:
— А ты что, сразу не могла сказать?
— Это в полночь-то? Тебе бы легче стало? — отпарировала Надя и решила, что не помешает еще малость помучить Лилю — пусть не зарывается слишком. Больно ей будет? Ну и пусть! Иных такая боль порой вылечивает от излишней самовлюбленности. — Кстати, он где-то Николая встретил. Ладно, хоть не с тобой. «Что, — спрашивает, — к ней кто-то приехал? Столкнулся я тут с одним. Зимой его с вами видел».
Читать дальше