Янис Ниедре - Деревня Пушканы

В общежитии Анна Упениек перед сном пыталась вернуть восхищенных девиц на землю.

— А как же, девочки, быть с Плакхиным? Негодников надо бы проучить. Мы ведь в классе говорили…

— Говорили-то говорили… — отзывчивая обычно, Аполлония Вилцане просеменила босиком в другой конец комнаты.

Там, за печкой, на высоких нарах Марии Геркане расселось с полдюжины девчат, беленькие, как беляки зимой. И Геркане рассказывала, что она читала про актеров, про знаменитую киноактрису Лию Мару, которая по национальности латышка. В «Последних новостях» или еще где-то было все подробно расписано. Лиа Мара в детстве пасла гусей, еще маленькой девочкой приручила сороку Гриету, которая воровала блестящие предметы. На актрису Лиа нигде не училась, но на первом же представлении в каком-то доме или в школе вызвала всеобщее восхищение и сразу оказалась у огней рампы. И для нее тут же открылись все дороги: в Риге, Ревеле, в Берлине на киностудии «Уфа», где работает латышский режиссер Янис Гутер. Лиа Мара теперь знаменита на весь мир, снимается в Америке, в Голливуде. Вообще латыши талантливый народ, один иностранец где-то прямо так и сказал. Известно, балтийцы нас, латгальцев, полноценными не считают, но из-за этого носа вешать не надо. Латгальцу дай только развернуться, так перед ним из уважения шапку ломать будут. Она и сама, если бы в «Похищении Персефоны» оказалась роль мстительницы, сыграла бы ее как положено. Все балтийцы лопнули бы от зависти.

«Ну, что же это такое, как они так могут?» — Анна ощутила во рту неприятный привкус. Она хотела побеседовать с девчатами о возвышенных жизненных целях, о служении свободе. Сами, ведь видят, какая у них сегодня жизнь. Поэтому надо пообещать друг другу держаться, как Овод, как крестьяне в «Северном ветре». А сейчас что?

Утром она все это выложила Плакхину. Еще до второго урока. Как только Гирш, весь красный после допроса, учиненного господином Траубергом, уселся за парту, а девушки и парни со стороны окна в коридоре восхищались изысканными чулками пани Селицкой — это и учительницам бросится в глаза, чулки у пани Селицкой, честное слово, пошикарней, чем у мисс Креслыни.

— Нечего над этим голову ломать, — Плакхин мягко пожал девушке руку. — Ради меня не надо. И я тут не без вины. Не́чего лишнее в портфель совать. Подумать надо было, не оставила ли ты где-нибудь листовку. Не упрекаю тебя. Надо самому осмотрительнее быть. Я ведь еврей. А в Латвии еврей считается человеком лишь на три четверти.

Перед большой переменой классная наставница Лиепиня объявила, что сегодня в пять часов школьным звонком оповестят о начале театральной репетиции, на которую должны явиться все учащиеся.

— Господин директор отберет исполнителей ролей и участников массовых сцен. Господин директор подготовил новый вариант постановки «Даугавы» Райниса — «Патриотическую Даугаву». Режиссировать пьесу будет сам господин директор.

Гротенская трактирщица Элли Зустрыня решила перестроить свой кабак в модное увеселительное заведение. Наняла лучших резекненских ремесленников, братьев Евлампиевых, — не шуточное это дело, провинциальный кабак переоборудовать в первоклассный ресторан с вестибюлем, общим залом, отдельными кабинетами и нишами. Как дань времени, шикарный вестибюль должны были украшать портреты народных героев Иманты, Виестура и первых латгальских деятелей-националистов, остальные помещения — полуобнаженные прелестницы и озорные амурчики, а зал питейного заведения — возбуждающие аппетит картины. Проработав с месяц, Евлампиевы заявили, что одним им такую задачу к намеченному сроку не осилить, и потребовали от хозяйки нанять троих помощников да еще краснодеревщика. Следует заметить, что краснодеревщика Евлампиевы подыскали сами, хозяйке оставалось лишь договориться с ним и по субботам выплачивать ему заработанное. Поначалу ремесленники работали сдельно, но, когда дело дошло до богатых украшений, Зустрыня, опасаясь спешки, договорилась о почасовой оплате. Но именно из-за почасовых расчетов и возникали недоразумения и стычки. Оказалось, что оплату сверхурочных часов каждая сторона рассчитывает по-своему. Подсобные рабочие, неуклюжие латгальские мужики, правда, не роптали. Вкалывали по десять часов и обычно не возражали, если хозяйка за сверхурочные обещала полностью рассчитаться в следующую субботу. Но ремесленники-мастера скандалили. И прежде всего — молодой краснодеревщик. Пускай платит как положено по закону, а не потом. Он, Язеп Дзенис, законы знает. Остальные ремесленники его поддержали. Не наметила бы хозяйка кабак открыть еще в старом году, так прогнала бы этого худощавого строптивого парня. Уж больно он воображает и настырен. «Ах вы так считаете? Знаете, меня мало трогает, что вы считаете. Мне подавай что положено». После первой стычки с Дзенисом хозяйка, разозлившись, тут же побежала к начальнику полиции Скаре и к господину Бергталу узнать, не из «тех» ли Дзенис. Однако, кроме острого языка и активности в профессиональном союзе, ничего компрометирующего оба господина за ним не знали. Работает вместе с братьями Евлампиевыми с двадцатого года, имеет хорошие отзывы с прежних мест работы. Скара знал, что коммунисты в работе усерднее других, и за более радивыми агенты следили, но за ним ничего такого полицейские молодчики не примечали. Непричастность Дзениса к «таким делам» подтверждалась и тем, что резчик по дереву по воскресеньям иной раз появлялся то около одной, то около другой церкви и что у него на квартире было много совершенно готовых и незаконченных изображений святых. А агенты Москвы церкви и святых обходят за версту. От такой справки госпоже Зустрыне, конечно, легче не стало. Благонадежный, правда, но до того наглый, что ему надо бы на дверь показать. Госпожа Зустрыня так и поступила бы, но прижимала нужда. Дзенис работал в артели Евлампиевых и был единственным резчиком по дереву, а «Ливония» должна была открыть свои двери в обещанное время. Открытие заведения было связано с чем-то куда более важным, по-государственному более значимым, чем желание или нежелание Зустрыни. Банк отпустил кредит на постройку предприятия лишь после особого разговора с уполномоченным по делам Латгале господином Берзинем. За этим разговором последовали еще другие, с лицами не менее высокопоставленными. Один из них… Нет, его она даже не смеет назвать, настолько высокое занимает он положение.