Янис Ниедре - Деревня Пушканы

Из Пурвиены пушкановцы выехали еще до завтрака, но поезд был не из быстрых, тащился не скорей бегущей рысцой крестьянской лошадки, несколько раз набирал в дороге дрова, долго пыхтел на станциях, и в Даугавпилс они прибыли в сумерки. Спешившие пассажиры со всех сторон толкали Гаспара и Тонслава, оба растерялись, даже испугались. Им начало казаться, что толкают их нарочно — норовят забраться к ним в карман и корзинки. Да разве мало наслышались такого.

— Покрепче вещи держи! Береги карманы! — крикнули они Антону Гайкалниеку и Езупу, которых тоже увлек людской круговорот.

— За меня не беспокойся! — махнул рукой Антон. — Я знаю! — прокричал он на весь перрон. — Я тут все, как свой собственный карман, знаю. Факт!

— Будет тебе болтать! — сердился Гаспар. — Чего его, черта, в самое пекло несет?

— Ветрогон! — Тонслава беспокоил сын, и он старался не упускать Антона из виду.

Вскоре толпа заметно поредела. Большинство приезжих протолкнулось к двери на улицу и исчезло во мраке. В зале ожидания осталось совсем немного народу, видимо, все больше таких же неискушенных путешественников, как пушкановцы. Пока они соображали, на какой из скамей им расположиться, все места уже заняли другие, так что им пришлось устроиться в углу на полу, рядом с мешочниками, скитальцами послевоенных лет. Теперь они смотрели, как буфетчица из третьего класса, позевывая, запирает свои шкафы.

Появился усатый железнодорожный полицейский, повертелся и принялся вышагивать из одного конца зала ожидания в другой. На боку у полицейского висели тяжелый револьвер и резиновая дубинка, то и дело он поправлял сползавшую с плеча портупею: для ответственного блюстителя порядка безупречная форма — признак его власти. Полицейский посматривал то направо, то налево, но ни с кем в разговоры не вступал, ни к кому не подходил. Только постукивал сапогами английского образца по пятнистому кирпичному полу. Десять шагов к буфету, десять — к кассовым окошкам. Ни более ни менее, словно он после каждого поворота отсчитывал шаги.

Пушкановцам надо было решиться, как быть. Протомиться ночь в полудреме тут же на вокзале, страшась воров, или же искать кров в городе.

— Лучше посидим тут. — Тонслава город не привлекал. — Куда ты в этакой непроглядной тьме попрешься? Еще на какого-нибудь жулика нарвешься.

— Разумного человека жулику не обмануть! — Антон Гайгалниек, узрев в плотной буфетчице родственную душу, принялся накручивать усы. — Факт! Лапотники мы, что ли, какие-нибудь, которым только в углу и место?

— Тогда пошли сразу. — И Гаспару неохота было всю ночь торчать на вокзале.

— Поначалу обмоем приезд… — Антон подался к буфету.

— Мы уже не торгуем, — широко зевнула буфетчица. — После отхода поезда не отпускаем. Жоржик, — обратилась она к полицейскому, — ты подождешь? Зажарю тебе яичницу со шпиком.

— Фефела! — Антон громко высморкался, повернулся к своим и властно распорядился: — Берем манатки — и айда!

На улице их окутал густой мрак. Пока глаза не привыкли, пушкановцы, спотыкаясь, едва поспевали за Антоном Гайгалниеком.

— Боязно, право, в чужом месте. Еще леший пристанет, да и обчистить могут, — опасался Тонслав.

— Какой еще леший, — засмеялся Антон. — В городе никаких леших не бывает, в городе, братец, за всем следит полиция. Только какой-нибудь объявится, свистнут, и в кандалы его. Факт!

Постепенно они начали различать тротуар и отдельные лачуги, столбы и деревья. Чем дальше шли, тем становилось светлее — начались дома в несколько этажей, окна которых немного освещали улицу.

Возле русской церкви навстречу пушкановцам двинулась тень.

Гаспар остановился, с ним и остальные. Нет, город все же полон страхов.

Тень оказалась обычным человеком, только в необычно длинном пальто.

— Добрый вечер, паны. — Незнакомец остановился и поздоровался на ломаном языке. — Паны, наверно, ночлег ищут? Сама заступница небесная послала меня панам. Паны могут пойти ко мне, в мою гостиницу. У меня мягкие постели. Панам только надо пройти вон до того висячего фонаря.

— Не надо нам, — отказался Гаспар Упениек.

— А куда паны ночью денутся? — не отставал незнакомец. — Панов завтра в городе ждут, наверно, важные дела. У господ судей или у банковских господ, или же у земельных господ. Чтобы с барами толковать, панам ясная голова нужна, а голова яснее всего бывает, когда выспишься хорошо. У меня паны будут спать как у Христа за пазухой. И всего лишь двенадцать рублей.