— Стало быть, без отца гостинцы раздавать придется. Кто знает, когда он вернется. — Петерис сам принялся распутывать узлы.
Отцу он привез бутылку спирта, пачку табака в желтой блестящей обертке и вязаную фуфайку. Матери Петерис подал полушелковый платок и цветастую кофту. Сунув себе за пазуху небольшой сверток в мягкой бумаге, Петерис подозвал Анну. Ей досталась белая шелковая косынка с бахромой, красная лента для волос и книга.
— Ты все у других книги клянчишь, — улыбнулся брат, вертя в руке небольшой томик. — Ну так я в Риге на толкучке купил тебе. Один образованный соблазнил… Бледный, худой как жердь, молодой, а с длинными, по плечи, волосами; читал на базаре вслух людям. И так складно, я аж прослезился. Стихотворения Пушкина. Пушкин у русских самый первый сочинитель.
— Опять какую-нибудь ерунду притащил, — заворчала Гаспариха. — А эта еще дурней станет, чем была. Еще неизвестно, что об этой книге отец скажет.
— Пускай что хочет говорит! Хорошая книга повредить не может.
И Петерис с подчеркнутой торжественностью вручил подарок Анне.
— На, береги…
— Сколько же денег ты, милый Петерис, привез? — Гостинцы уже розданы, пора спрашивать о самом главном.
— Две тысячи пятьсот.
— Сколько? — Мать повернулась ухом к сыну.
— Две тысячи пятьсот.
— О господи! — вздохнула она.
— Что такое? Что значит — о господи? — вскинул сын густые брови.
— Мало, больно мало… — Гаспариха потерла руки о передник. — Батюшка считал, что нам надобно тысячи три с половиной, а то и все четыре. Налоги, долг лавочнику Мойше. За луг не плачено. Да и ксендз ждать не станет. Соберется церковь украсить — на это понадобятся большие расходы.
— Хочешь, стало быть, чтоб я и ксендзов сундук набил?
Анна улыбнулась. Смотри-ка, в Упениеках еще один ксендза не боится. Но мать, оправившись от удивления и испуга, сурово предостерегла:
— Берегись, Петерис, церковь не уважать и ксендза не слушать! На нашем дворе этого не позволят. Времена красных, когда над верой глумились, прошли. — И она опять заговорила о самом для нее сокровенном.
— Кто из вас еще такие деньги принес?
— Андрив Лидумниек. Без малого три с четвертью.
— Андрив Лидумниек, стало быть? А ты как же так? Всегда побольше других приносил…
— Всегда. Какого черта заработаешь, когда до самой Троицы настоящей работы-то и не было. Думаешь, на чулисовской стороне сплошные золотые горы? Подходи да греби! И разве мало я привез?
— Привез-то привез… Но как же Андриву Лидумниеку удалось?
— Оставь меня со своим Андривом Лидумниеком! — Петерис резко повернулся. — Андрив Лидумниек с барином заодно был. Своих же гонял. Вот как Андрив эти деньги добыл!
Мать поахала, улыбнулась и с подарками сына пошла в запечье. Собственными пальцами каждый шов прощупать.
Анне стало жаль брата.
— Петерис, — зашептала она, — ты из-за материных речей не огорчайся.
— Не огорчайся… Как не огорчаться-то, когда вот так пилят.
— И меня пилят. Не переставая пилят.
— Не переставая, говоришь? — Петерис пристально посмотрел на сестру. — Эх, люди, люди, — сказал он, сжимая в руке шапку, и пошел к двери.
Мать высунула из запечья голову.
— Куда ты, Петерис?
— В кабак — гулять!
— Пресвятая богородица! Деньги-то дома оставь!
— Деньги я сам заработал и что захочу, то с ними и сделаю, — отозвался сын из сеней.
— Вот я тебя палкой, охальник этакий, тогда ты у меня увидишь! — Кинувшись к мешку сына, мать погрозила Анне: — Вечно ты язык распускаешь. А если он и впрямь деньги пропьет?
— Уж я тут ни при чем.
— Что ты сказала? — у Гаспарихи задрожали руки. — Что ты ему тут за столом шептала?
— Что надо было, то и шептала. — Анна вскинула голову. — И вот что я тебе, мать, скажу: не хочу я больше твою брань выслушивать! Немало дорог на свете — могу и уйти.
— Вот как! — Мать опустилась на скамейку. У нее вдруг перехватило дыхание.
Однако сердиться было некогда. Увидев неразвернутый сверток, принесенный сыном, она кинулась к нему. Должна же посмотреть, что там. Господи милосердный! Скользкая, плотная ткань с красивыми цветами.
— Шелковый сатин, не иначе. Потому и так мало денег принес. Невесте купил… Не худо это. За Моникой немалое приданое будет. Если Петерис женится на ней, Упениекам несколько полос земли отойдет. А если хозяину удастся в Даугавпилсе клочок панской земли заполучить, тогда…
Ради Моники можно и в самом деле потерпеть. И не слушать, что болтают люди. Будто не повезло ей в батрачках… Такое может случиться. Моника в самую страду в Пушканы вернулась… У хорошей бабенки ничего от этого не отвалится. А Упениеки на Монике только выгадают. Лошадь, трехгодовалая дойная корова, пять пурвиет пойменных лугов, полный сундук одежи…
Читать дальше