Вениамин Рудов - Временно исполняющий

«Сейчас Але скажу, — подумал и остановился перед запертой изнутри на ключ своей комнатой. — Скажу, что надо потихоньку привыкать к такой его, кочующей, жизни и что романтика, к которой готовила себя, выходя замуж за пограничника, имеет изнанку».

Набросив на себя халат, Аля включила плитку, чтобы что-то приготовить. Комната — он лишь сейчас это заметил — в его отсутствие обрела жилой вид. Стараниями Али стены украсили два эстампа, были промыты до идеального блеска окна, в серванте расставлена посуда.

— Минутку, скоро будет готово, — заботливо сказала жена. — Я тоже не ужинала.

Ему были приятны и ее милые заботы, и пригоревшая яичница с колбасой.

— Знаешь, Андрюша, — сказала она серьезно, без тени улыбки, садясь за стол. — Мне здесь так все нравится, представить себе не можешь. Пока ты был на границе, полгорода обошла. Ну, прелесть, какой чудесный город. Представляю, как он выглядит летом! Эти старинные улочки, замок, река. Век бы отсюда не уезжала. А в отряде какие отзывчивые, прекрасные люди! Ты не находишь? — Она доверчиво к нему наклонилась. — Тебе ведь нравится здесь, правда?

— Еще не распробовал. Много ли узнаешь за короткий срок!..

— Привыкнешь.

Улыбнулся ее восторгам.

— Можно подумать, что у тебя за плечами целая жизнь. — Привлек ее к себе и сразу же отпустил. — Понимаешь, Алюшка, я очень и очень сомневаюсь…

— В чем?

— Да в том, что вряд ли смогу разделить твою радость.

— Почему? Здесь так славно. — Ему показалось, будто Аля испуганно посмотрела на него. — Чем плохо?.. Скоро квартиру получим, я работать пойду. Пожалуйста, не выдумывай. Не пугай меня.

— Не в одной квартире счастье, и к тому же мы не скоро ее получим. Долго проторчим тут. — Обвел рукой комнатушку. — Гораздо дольше, чем ты думаешь.

— Ничего подобного. Наоборот, быстрее, чем ты думаешь. Вчера из Москвы звонили.

— По поводу квартиры?!

— Мне Тимофеев сказал. — Она прыснула. — Знаешь, что мне Тимофеев еще сказал?

— Выкладывай.

— «Раз ожидается прибавление в вашем семействе, постараемся для вас что-нибудь сделать». Я хотела ответить, что его ввели в заблуждение. Постеснялась. Смешно, правда?

— Очень.

Она не заметила легкой иронии.

— Наверное, он меня с Суровой спутал.

— Спутать тебя с другой невозможно. — Он рассмеялся собственной шутке.

— Почему, Андрюш?

— Ты единственная в своем роде.

Аля словно не расслышала шутку. Или не приняла. Чуть склонив голову, сосредоточенно ела, макая хлеб в подливу, и Ястребень решил, что лучшего момента ему не представится, и потому сказал о поданном рапорте. Стал ждать ответной реакции. Он даже подумал, что жена не расслышала его слов или же не придала им никакого значения. Он решил повторить сказанное, чтобы до ее сознания дошла вся серьезность момента.

— Давно знаю, — подняв голову от тарелки, сказала Аля.

Она произнесла это с поразившим его спокойствием, сказала так, будто давно свыклась с мыслью, что они на западном рубеже надолго не задержатся и на этот счет двух мнений быть не может, а отъезд на Дальний Восток ее не пугает.

«Вот тебе и неженка, профессорская дочка, — с нежностью о жене подумал Ястребень. — А отец говорил — «паненка», ни разу не видев невестки. Интересно, откуда она знает о рапорте?»

— Ведь я ничего не говорил тебе.

— Поступай как считаешь нужным. Разве я не вижу, что тебе здесь не по себе? Силой не заставишь человека любить нелюбимое.

— Ну, Аля!..

Возглас был ею правильно истолкован.

— Чему ты удивляешься? Разве стала бы я бездельничать, не зная тебя, твою натуру! Да я бы на второй день устроилась. Мне несколько раз предлагали… Но я не хочу подводить людей. Мы, я думаю, через месяц-полтора уедем?

Держась рукой за дверцу машины, Суров медлил с отъездом. «Уазик» с работающим мотором тихо подрагивал, как застоявшийся конь, и в такт двигателю дрожала рука, передавая всему телу еле заметный трепет. Подошел Тимофеев.

— Забыл чего? — Он потер озябшие на ветру ладони.

— Сейчас отправлюсь.

— Тогда до встречи. Часа через два и мы вернемся. А ты тем временем готовь совещание.

— Разумеется.

Уезжать не хотелось. Казалось, прошедшая в хлопотах зимняя ночь сблизила его со стоявшими поодаль людьми, однако отъединенность еще оставалась и, вероятно, останется надолго, он это понимал и сердился на себя за саму эту мысль, расценив ее как минутную слабость. Собравшись у входа в командный пункт, офицеры курили; огоньки сигарет выхватывали из темноты возбужденные лица, слышались говор, смех, кто-то, согреваясь, притопывал.