— Граница — везде граница, рядовой Егоренков. Здесь мы соседствуем с братским социалистическим государством. Я недавно переведен сюда, еще полностью не вошел в курс дела, но знаю точно: только за этот год на участке отряда задержаны эмиссары спецслужб Запада, контрабандисты, уголовники. А сколько обнаружено и изъято антисоветской литературы!
Желтоглазый, не получив разрешения сесть, стоял, переминаясь с ноги на ногу.
Ястребень, увидев в одном из рядов паренька с медалью «За отличие в охране государственной границы», поднял его:
— Вот вы, рядовой…
— Ващенко, товарищ капитан, — поднялся невысокого роста пограничник в ладно пригнанном обмундировании.
— Вас за что наградили?
— За задержание вооруженного нарушителя границы, товарищ капитан. Вдвоем с ефрейтором Нечаевым мы его… Нечаев сейчас несет службу.
— Садитесь, Ващенко. — Ястребень обратился к Егоренкову: — Еще вопросы?
— Нет, товарищ капитан.
Было два часа ночи. Возвращаясь с проверки вместе с прапорщиком, Ястребень почувствовал усталость и недомогание. Прапорщик, шумя солдатским плащом, шел впереди. Изредка придерживал шаг, не оборачиваясь, ронял:
— Осторожно, тут мостик.
По ту сторону ограждения, в нашем тылу, рокотали тракторы. Сквозь подлесок проникали световые полосы их фар и отблески пламени большого костра. Этим дождливым летом и такой же дождливой осенью с пахотой опоздали и сейчас, в ноябрьское ненастье, наверстывали упущенное. Ближе к центру участка полыхал другой костер. Оттуда доносились удары чего-то о металл, в отсвете пламени, словно приплясывая, суетились, размахивали руками люди — не то грелись, не то боролись. Пахло машинным маслом и землей.
— Прямо, товарищ капитан, — снова подсказал прапорщик. — Осторожно, впереди опять мостик.
Ястребеню было явно не по себе. Он чувствовал, что заболевает. Беспокоился: не свалиться бы в свою первую же командировку на новом месте службы. Не ко времени, думал он с огорчением, опасаясь, что не выполнит порученного Суровым задания. Однако он явно заболевал. По всем признакам повторялся пугающий приступ с тяжелой головной болью и высокой температурой. Подобное случилось с ним перед Ноябрьскими праздниками. Тогда Аля в два дня поставила его на ноги. А что теперь?
В машине Холод всю дорогу рассказывал Сурову разные новости. И как всегда в таких случаях, разговор касался самых разных тем. Рассказывал Кондрат Степанович, что скверно живется дочке с профессорским сынком в Минске — погуливает Шерстнев, оттого плохо в доме. Пришлось внучку забрать, дитя ведь не виноватое, что родители дурни, плюнула бы Лизка да вернулась домой, лесной ведь институт закончила, работа по специальности нашлась бы, а в столице — какой лес? Сейчас вон третью работу сменила.
— А здесь скоро место освободится. Аккурат по ее специальности. — Холод замолк. — Помните, аспирантка жучков в Дубовой роще собирала? Короедов.
— Шиманская?
— Была Шиманская. Теперича она Лагуткина. Тоже мне, золото выбрала!
— А что?
— Э… Пустой человек — в бутылку часто заглядывает. А специалист знатный. В область переводят. Башковитый мужик, ничего не скажешь. Ежели б пить бросил, далеко бы шагнул. — И сразу же, вспомнив со смехом сегодняшнюю их встречу, бывший старшина разговорился о заставе. — Частенько туда хаживаю. Как не бывать! Считай, полжизни отдал. Раньше так разов пару на месяц бывал. Старшина там, думаю, молодой, неопытный. Помню, раз приехал — первым делом иду на кухню. Зашел, гляжу: повар режет хлеб, а поверх каждого куска кладет тонюсенький кубичек масла. Ну, я, известное дело, спрашиваю: «Для чего такое?» А повар, простой солдат, не обученный куховарить, отвечает: «Это бутенброды. Личному составу доппаек. Старшина приказал». Я к Колоскову. «Ты, — говорю, — старшина, такими бутенбродами не увлекайся. Солдату кусок сала нужен да хлеба краюха. Ты, — объясняю, — салоброд ему дай, с мою ладонь, тогда и служба пойдеть, и все другое в ажуре будет». «А где, — спрашивает он меня, — сала напастись?» Рассказал ему и про это. Сейчас держат двух поросят. Больше нельзя. Одним словом, не ошиблись мы в Колоскове, Юрий Васильевич, и хлопец добрый, и старшина что надо. В заместители выбился, лейтенантское звание получил после курсов. Как я понимаю, и Синилов им довольный.
Не доехав немного до своего дома, Холод попросил остановить машину. Вышел, посмотрел вверх. Небо из рассветно-синего стало светлым. Похолодало. Было ветрено, не так, как вчера, но верхушки деревьев раскачивало. Ветер дул с запада, к непогоде, наверное, к снегу.
Читать дальше