Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Неожиданный гром аплодисментов прервал размышления Умида. Придя в себя, он не сразу догадался, что это по их узкой улочке прогромыхала грузовая машина. Видение исчезло. Осталась только Хафиза. Весело улыбаясь, она смотрела на него со стены. И вдруг в ее взгляде ему почудилась насмешка, будто она проговорила с укором: «Эх вы, Умид-ака… Не рано ли об этом думать?» Умиду сделалось неловко от ее упрека. Он мысленно выругал себя за то, что понапрасну убил столько времени. Размечтался, как мальчишка!..

Он снова углубился в чтение работы Энгельса. На некоторых страничках делал на полях отметки, а те абзацы, надобность в которых не вызывала сомнений, выписывал сразу. Завтра все, что выписано, он покажет домулле. Тот выберет из всего наиболее существенное, что должно войти в брошюру, и поручит Умиду перевести на узбекский язык.

Умид проснулся рано, хотя лег вчера очень поздно. За последнее время он научился высыпаться всего за пять-шесть часов. Освежился под краном и, не завтракая, заторопился в институт, рассчитывая перекусить в буфете. Тетушка Чотир уже была тут как тут — сидела на низенькой скамеечке подле своей калитки. Она поздоровалась с Умидом и справилась о его здоровье, проявляя беспокойство по поводу того, что вчера он целый день не выходил из дому и у него до поздней ночи горел свет. Умид поблагодарил старушку за внимание и сказал, что у него была неотложная работа.

— Я так и подумала, поэтому не хотела вас беспокоить, — сказала Чотир-хола. — Хотела вам сказать, что позавчера приходила ваша мать, сынок. Долго прождала вас. Я пригласила ее к себе, вскипятила чай. Посидели, поговорили. Когда уже начало смеркаться, она ушла. Пообещала, что придет в другой раз…

— А что ей было нужно? — спросил Умид, предчувствуя недоброе.

— Пусть в ваше сердце не вселяется беспокойство. Я только так сказала, чтобы вы знали, — промолвила старушка, почему-то отводя взгляд в сторону.

— А как вы поживаете в последнее время, тетушка? Я так нынче загружен работой, что не имею возможности заглянуть к вам, осведомиться о вашем здоровье.

— Слава аллаху, сынок. Пусть всевышний посылает побольше здоровья молодым. А мы уж отжили свое. Вам бы теперь никто не мешал жить, сынок…

— А она ничего не просила передать? — спросил Умид, чувствуя, что старушка недоговаривает.

— Ступайте и спокойненько работайте, сынок. Вам аллах пошлет преуспеяния и близким вашим тоже…

— А все-таки, Чотир-хола, зачем же она приходила?

— Грех мне думать о твоей мачехе плохо. Но не люблю я, сынок, когда некоторые люди смотрят на своих детей как на источник дохода: дескать, мы на тебя тратили, а теперь, будь добр, верни… Если тебе удалось вывести свое дитя на верную дорогу, так пожелай ему доброго пути… Из разговора с Фатимой я поняла, что она собирается с вами договориться, чтобы из своей зарплаты вы какую-то часть ей отсылали. Если вы не согласитесь подобру, она грозилась подать на вас в суд… Вы не сердитесь на меня, старую, что я с утра вам такое говорю. Но если б не сказала вам, грех на душу взяла б — уж обещала той женщине, что передам. Вчера из-за этого не проведала вас, не хотела расстраивать, чтобы не помешать работе… А вы не принимайте близко к сердцу, сынок. Подумаешь, несколько рублишек. Вам аллах больше пошлет, — ласково приговаривала старушка, заметив, как Умид удручен этой новостью.

Вот оно как бывает — человек не ведает заранее, что ему готовит новый день. Каким добрым казалось ему сегодняшнее утро — и на тебе!..

Все-таки и сюда пришла… Ей показалось мало, что она обливает Умида грязью всюду, где может, жалуясь, что он покинул свою несчастную мать. Многие поверили ей, перестали с Умидом знаться. Кое-кто из Сакичмона, той махалли, где живет нынче Патма, перестал с ним здороваться, при встрече не отвечает на приветствия. Еще бы, ведь считается самым тяжким грехом оставить на произвол судьбы человека, вскормившего тебя и вырастившего.

Умид не отказывается от того, чтобы иногда помогать своей мачехе кое-чем: ведь как-никак она считается ему все же матерью. Но сперва надо самому встать на ноги. Что он может ей предложить сейчас, когда у самого в кармане гуляет ветер? Пусть она немножко подождет… Он готов забыть свои детские обиды…

Салимхан Абиди больше двух часов сидел, не вставая с кресла. Вооружившись очками, просматривал мелко исписанные Умидом листки. Парень постарался. А какому учителю не приятно иметь старательного ученика? Только сухарь может не оценить доброй услуги, оказанной ему. Ничего, Салимхан Абиди никогда не оставался в долгу перед теми, кто ему оказывал внимание.