Хафизу никто в аэропорту не встретил. Она не хотела беспокоить бабушку и не уведомила ее телеграммой. Ей казалось заманчивым поразить ее и Кудратджана своим неожиданным появлением.
Хафиза с шумом распахнула калитку и вошла во двор с небольшим кожаным чемоданом. Бабушка, прибиравшая на айване, бросилась ей навстречу, взяла из ее рук поклажу, обняла одной рукой, прижимая к себе внучку, и стала расспрашивать ее об отце, о матери и о самом младшеньком своем внуке.
— Все здоровы. Передают большой привет, — сказала Хафиза и, высвободившись из объятий бабушки, проследовала в дом.
— Да ты что же это, милашка? — удивилась старушка. — Здоровы, привет… И больше нечего сказать? Приехала из другого города, где больше двух недель прожила с родителями, — и больше нечего сказать? — зачастила старуха, следуя за внучкой. — Хафизахон ли ты или какой-нибудь бес ко мне явился в твоем облике?..
— Хафизахон я, бабушка! Приехала вот, как видите, — смеясь сказала внучка.
— Откуда приехала?
— Из Ферганы.
— Когда приехала?
— Только что.
— Зачем приехала?
— По вас соскучилась, бабушка, вот и приехала.
— Ты же всегда посылала тилграф?
— В этот раз не хотелось вас беспокоить, — ответила внучка, снимая через голову платье. Волосы замотались за пуговицу, и Хафиза с трудом отцепила их.
— Как поживают родители? Поправился ли отец? Почему ни о чем не рассказываешь? — спрашивала бабушка, сгорая от нетерпения узнать поскорее, как там поживают ее сын и невестка.
— Хорошо живут, бабушка. Я же сказала, что все здоровы. И папа почти выздоровел.
— Что значит — почти? Расскажи-ка толком. С самого начала расскажи. Что было с отцом? Какие новости привезла?.. Поведай обо всем, что видела с той минуты, как приехала к ним, и до той минуты, как уехала. Пока не узнаю доподлинно, не отстану от тебя!
Вскоре пришла жена дяди, поздоровалась с Хафизой, обнимая ее и похлопывая по спине. Расспросив обо всем, что ее интересовало, посоветовала прилечь отдохнуть. В полутемной комнате было прохладно. Жаркие лучи солнца не могли проникнуть сквозь палас, которым было завешено окно в ее горницу. Но Хафиза сказала, что ни капельки не устала, и, умывшись во дворе под рукомойником, поднялась на айван и села на курпачу, возле которой бабушка постелила дастархан. Отщипнула несколько виноградин от огромных кистей, лежащих в вазе. Она особенно любила хусайни, сочный и не приторно сладкий, хрустящий под зубами. Бабушка сидела напротив нее, прямо на ковре, и украдкой любовалась внучкой, еще больше загоревшей и посвежевшей, словно искупалась в роднике, умножающем красоту девичью. Слышала она еще в молодости, что есть в ферганских горах такие чудесные родники. Да и соскучилась по внучке так, что с трудом дождалась ее приезда.
Невестка принесла чай, заваренный в большом фарфоровом чайнике, налила в пиалы.
Хафиза, отпивая этот горячий густой напиток, утоляющий жажду в жару, стала рассказывать, как жилось ей в Фергане, о ни с чем не сравнимой поездке в Вуадильский район и как она все никак не могла налюбоваться тамошней природой. Бабушка и жена дяди внимательно слушали, иногда только перебивая ее рассказ тихими восклицаниями: «Есть же на земле такие места!..» Хафиза не преминула заметить, что мать с той поры, как они виделись, располнела, что водит дружбу с Шахнозхон-апа, веселой женщиной. Рассказала о Патилехон, какая она вертушка и хохотунья — вся в мать.
— Вот молодец, дочка, так бы и расписала сразу, не томила б меня, старуху, — упрекнула бабушка.
— Я же знала, что и тетушка придет и тоже станет расспрашивать обо всех. Вот я вам обеим и выложила! — призналась Хафиза, смеясь; обняла бабушку и поцеловала в щеку.
— С самого дня твоего отъезда я не переставала за тебя молиться, — сказала бабушка. — Я люблю посидеть вот так и обговорить все не торопясь и с толком. А у тебя, доченька, чаще всего для этого не хватает терпения. Еще ни разу не было, чтобы ты посидела со мной и поговорила больше одного часа… Невестушке спасибо, она знает мои склонности. Когда тебя не было, усядемся, бывало, с ней друг против дружки и за разговором время коротаем. А мне, старухе, что нужно? Главное — посидели бы со мной да поговорили по-людски, не спеша говорили, о чем-нибудь дельном, с подробностями. Я не люблю трескотни тех, что мелют-плетут, будто задыхаются. И еще тех, кто даже чай пьет на ногах, — словно хотят показать, что у них никогда не хватает времени… Даже твоя матушка однажды стала со мной разговаривать этак вот взахлеб, а разве так что-нибудь путное скажешь? Крепко я тогда отругала твою мать…
Читать дальше