От Зиё-афанди не укрылось то, что Арслан был раздражен их беседой. Он вопросительно взглянул на Мусавата Кари, перевел взгляд на Кизил Махсума. Хозяин дома понял, что мог означать этот взгляд, и, успокаивая, сказал:
— Не беспокойтесь, один родной мне сын, другой тоже как сын, рос на наших глазах. Подобные слова он слышал не раз.
— В древности, говорят, ранней весной, когда еще с земли не сошел снег, чабан гнал на поле коров. Святой Хизр, увидев это, удивился: «Эй, чабан, ведь снег еще лежит, куда же ты гонишь стадо?» Чабан на это ответил: «Зима кончилась. Этот снег — умирающий снег». Разгневанный Хизр обратился к аллаху: «Этот человек думает, что он самый умный, так пошли же ему стужу хотя бы на день». Аллах, чтобы не обидеть Хизра, послал на землю холодный ветер и снег, покрыл льдом землю. Стадо погибло. Хизр снова явился пред очи чабана: «Ну, что ты теперь скажешь?» «Зима кончилась, мы это хорошо знали. Но, судя по всему, какой-то склочник побывал у аллаха», — сказал чабан, разжигая костер…
Мусават Кари и Кизил Махсум от души рассмеялись.
— Хвала, хвала! — приговаривал Мусават Кари, трясясь от смеха и от восхищения хлопая ладонью по колену. — Но никто из этих джигитов не является Хизром, ваши опасения напрасны.
— Саг ол, саг ол! — улыбаясь, закивал Зиё-афанди.
К айвану подошла Пистяхон и спросила:
— Можно подавать плов?
— Да, конечно, — закивал Мусават Кари. — Твой брат и Арсланджан вышли пройтись по улице, хорошо было бы, если б ты их позвала.
Пистяхон сказала матери: «Можете накладывать в блюдо», — и выпорхнула в калитку. Посмотрела вокруг, но Атамуллы с Арсланом не увидела. Сбегала на гузар — и здесь их не нашла. Огорченная, вернулась назад, сказала отцу, что поблизости не видать братца с его приятелем. Ее окликнула мать, и она побежала к кухне. Вскоре вернулась, держа в руках большое фарфоровое блюдо с рассыпчатым пловом, каждая рисинка в котором светилась, как янтарь. Мусават Кари поспешно освободил хонтахту от фруктов и прочих сладостей и, взяв из рук дочери блюдо, осторожно поставил посередке.
— Прошу, почтенные, принимайтесь за плов!
Кизил Махсум тоже обратился к Зиё-афанди, чтобы тот первым вкусил угощение:
— Прошу вас, прошу!
Зиё-афанди начал есть деревянной ложкой, а хозяин дома и Кизил Махсум отроду не прибегали к ее помощи, когда приходилось разделываться с таким яством, как плов. Он казался куда вкуснее, если есть его прямо рукой, сгребать пальцами к краю блюда пропитанные жиром рисинки и, взяв на ладонь, отправлять за щеку.
Зиё-афанди попросил чаю. Что и говорить, с пловом чай пьется лучше, чем любой другой напиток.
Приведись кому-нибудь со стороны увидеть трех дружков-приятелей за настоящей трапезой, он бы без труда заметил, что каждый сидящий за хонтахтой старается играть какую-то роль. Зиё-афанди мнил себя интеллигентом, более того — философом. Он любил поучать окружающих, наставлять уму-разуму. И даже собираясь сказать какой-нибудь пустяк, он напряженно хмурил лоб. По улице он обычно ходил в голубых очках, без надобности брал с собой посох, инкрустированный серебром и слоновой костью. Когда же сидел в компании, пальцы его постоянно перебирали янтарные четки. Мусават Кари мечтал о великой мусульманской империи и склонен был думать о себе чуть ли не как о продолжателе дела Амира Тимурленга. Кизил Махсум считал себя мудрейшим стратегом. Нередко, сравнивая себя с полководцами Абомуслимом и Пахлаваном Ахмадом, приходил к выводу, что не уступает им в предвидении многих событий, а во многом даже превосходит их.
На время умолкнув, они углубились в собственные мысли, ибо нельзя предаваться красноречию и чревоугодию одновременно. Пот, выступивший на лбах, стекал на их носы, капал на дастархан.
«Философ», переведя дыхание, заговорил:
— Подобная урагану стремительность войск Германии ввергла в страх и смятение армию Советов. Война скоро завершится. Полгода, самое многое — еще год продлится. Но нам не годится ждать ее исхода, оставаясь пассивными зрителями. Мы должны объяснять людям, что германы воюют не с нами. Наоборот, они хотят дать нам самостоятельность. Вы, наверно, слышали про господина Мустафу?
— Нет, — признался Кизил Махсум.
— Мустафа, сын Чукая, является председателем временной Туркестанской республики. Мы располагаем сведениями, что они также руководят «туркестанским легионом» в Германии и скоро прибудут сюда. Мы должны втолковывать людям, что мусульмане сейчас не должны работать на заводах, ибо в противном случае они будут лить воду на мельницу наших врагов.
Читать дальше