Как же это я? — спохватился Женька. Он шагал строевым шагом к дверям класса и видел сейчас только одного генерала — невысокий, худощавый, бледное продолговатое лицо и лысый, ну совсем лысый, как будто парикмахер каждый день его наголо бреет… Женька идет… Надо доложить? Или нет? — проносится в Женькиной голове. Хорошо, что генерал, улыбнувшись, заговорил первый.
— Вот, значит, какой у нас воспитанник! — И, повернувшись к начальнику штаба, сказал громко: — И на морковку вовсе не похож… Благодарю за подвиг! — тряхнул генерал Женькину руку. — Поздравляю с высокой наградой! — Он берет со стола и протягивает Женьке маленькую книжечку, на которой лежит орден, прижатый большим пальцем генеральской руки.
— Служу трудовому народу! — почти кричит Женька, забыв сначала повернуться лицом к строю. Конечно, все перепутал!
А генерал вдруг говорит:
— Слушай, Берестов, мы тут посоветовались… Может быть, тебе…
— Никак нет, товарищ генерал! — выпалил Женька, заранее предугадав дальнейшее.
Генерал, прерванный на полуслове, сделал обиженный вид и покачал головой.
— А чего бы ты хотел? Говори, раз отличился… — и, как бы оправдываясь за такую свою уступчивость, оглядев присутствующих, добавил: — Сегодня твой день. Заслужил.
Женька замялся и вдруг увидел Мещерякова. Он стоял в строю третьим от косяка двери, рядом с Ратовым, и упорно глядел на Женьку. Вдруг комиссар опустил веки. Или показалось? Да нет, точно! Опустил! Вот оно что, вот оно когда! И Женька сказал громко:
— Переведите меня к разведчикам, товарищ генерал!
Генерал удивленно поднял короткие тонкие брови, но сказал вполне серьезным тоном:
— Ладно, Берестов, если это твоя единственная просьба… Только ведь надо у командира спросить.
Худой, поджарый Калашников оказался тут же. Женька испугался с некоторым опозданием — ведь он не знал о присутствии «Учителя».
— Товарищ Калашников, возьмете воспитанника? — спросил Богданюк.
Калашников одернул гимнастерку, сказал твердо:
— Товарищ генерал, таким ребятам в школу надо ходить… — Он даже не взглянул на Женьку.
— Не хочет тебя Калашников брать. Ты понял это?
Несколько секунд длилось неловкое молчание. Женька оробел, но все еще стоял перед генералом, держа в руке книжечку с орденом, и вдруг решился, решился, как тогда, когда увидел на железнодорожных путях немецкие танки…
— Я сам читал! Товарищ генерал! Вот, написано… — Из кармана гимнастерки Женька поспешно достал аккуратно сложенную газетную вырезку и протянул генералу. — А что мы-то, хуже, что ли?
Генерал качнул головой и стал читать вслух:
«…Воспитанник Леня Разуваев не раз приносил ценные сведения. Находясь иногда по нескольку дней в немецком тылу…» — Он замолчал, пробегая глазами строчки, и вдруг проговорил тихо:
— Так ведь он погиб…
— Ну и что! — воскликнул Женька, и глаза его заблестели.
Командир дивизии хмуро взглянул на мальчика и молча вернул ему газетный листочек. Женька продолжал стоять у стола…
— Еще раз поздравляю, — негромко сказал генерал, — желаю успехов. Подожди пока. На крылечке, — тихо добавил он и вдруг подмигнул Женьке.
Сам генерал! Подмигнул!
Женька на крыльцо не вышел. Надо было сперва «прорубить» дырочку в гимнастерке.
В просторном классе, что в конце длинного коридора у лестницы, стоял струганый стол, табуретки. Пахло трофейным кофе, одеколоном и клеем…
Тут как из-под земли появилась девушка-сержант, подошла к Женьке и, сказав с улыбкой: «Давай помогу», протянула руку к вороту его гимнастерки.
Женька не сопротивлялся. Пальцы сержанта были теплые, ловкие, и пахло от них туалетным мылом… Она проколола коротеньким шильцем дырочку над карманом, потом обмазала ее края клеем — «Чтоб не махрилось, понял?» — и сама привинтила орден. Отошла на шаг, склонила набок голову. «Порядок. Ровненько. Носи на здоровье!» — засмеялась и убежала.
А Женька почувствовал грудью толстенький нарезной шпенек.
Награждение закончилось. Уже все разъехались, а Калашников от генерала пока не выходил. Однако Женька уже не сомневался, что командир дивизии «уговорит» капитана. Раз уж подмигнул!
Когда Калашников вышел в коридор, он увидел Женьку, стоящего лицом к окну. Темный силуэт мальчика выглядел еще меньше и худее, а кудрявая голова казалась слишком большой для тоненькой детской фигурки. «Ну что я буду с ним делать?» — миролюбиво подумал командир, а вслух сказал:
— За мной, боец, пойдем посмотрим, как здесь люди живут…
Читать дальше