Григорий Боровиков - Ника

В составе одного сборника «Листопад» есть два рассказа, персонажи которых принадлежат по своей профессии как бы к разным эпохам. Николай Каюков руководит прокладкой газопровода через Волгу («Прыжок»), Тимофей сапожничает («Как женился Тимофей»). Но и тому, и другому присущи крепкие нравственные устои, привычка работать «по душе, по совести», чувствуя потребность в труде. («Может быть, страсть, — говорит Н. Каюков»). Тимофей не захотел работать на фабрике: «…там поставят к машине подошвы пришивать или каблуки приколачивать», а он «любил свое ремесло и ценил в себе мастера». Когда к нему попадала разбитая обувь, он осматривал ее так внимательно, словно это было живое умирающее существо, которому надо вернуть жизнь». Любопытно заметить, что сапожный «товар» вызывает у Тимофея дорогие для него ассоциации, возвращает ему память о вольном природном, деревенском мире: «Кожа для «верха» — хром или шевро — пахла терпко, как недоспелый лесной орех, от юфти шла сытная кислинка, будто от забродившего теста, а упругие подошвенные пластины били в нос горьковато, точно кора березы. Душистее всего была черная дратва: она напоминала Тимофею поездки на телеге, когда из ступиц колес вытекал по каплям разогретый деготь». Бесхитростная профессия Тимофея вызволяет его из беды, восполняя потребность в общении с людьми, избавляя от вынужденного одиночества.

Николай Каюков отвечает за труд большого количества строителей. Перед читателем развертывается богатая панорама сложных современных инженерных работ. Но Каюков больше всего дорожит тем, чтобы пробудить творческое начало в людях, сохранить в каждом рабочем дне свободный темп и ритм, соответствующие условиям и задачам строительства. И опять проходит перед читателем человек особого социально-психического склада, знакомый по другим произведениям Боровикова. Решительное неприятие Каюковым бюрократического нажима, навязывания чужой воли, мертвого автоматизма предопределяет конфликт с Лушниковым, заместителем начальника управления, — руководителем по должности, а не по заслуженному праву. Нет оснований упрекать писателя в самоповторениях. Подробность и точность описаний трудовых процессов не создают «предпосылок» для превращения рассказов о людях труда в «производственный» жанр романа или повести. Пристально приглядываясь к тому, как ведет шофер машину или штурвальный — комбайн, как матрос моет палубу или спускается на дно водолаз, Боровиков обнаруживает по неброским приметам следы душевных движений и чувств, открывает человеческое в каждой профессии. «Я боюсь, как бы из тебя не сделали необыкновенного человека, этакую святую, которая не ест, не пьет, не любит, а только кирпичи кладет и ни о чем больше думать не хочет», — говорит каменщице Ирине ее брат Петр Николаевич Загаров («Ирина»).

Автор, как и его герой, выступает против унылой схематизации в изображении человека-созидателя, стремясь к внутреннему единству деятельной, практической и психической сторон личности. Но при этом лепка характеров у Боровикова весьма своеобычна. Он избегает ставить героя в чрезвычайные и неожиданные обстоятельства. Рецензенты не раз упрекали писателя в рыхлости, недоработанности сюжета, в отсутствии острой динамики повествования. Не все замечания такого рода можно отвести. Однако достаточно проследить событийную линию повести «Именем республики», чтобы признать большие возможности писателя в построении захватывающего неожиданными поворотами сюжета, почти детективного и вместе с тем абсолютно достоверного. Очевидно, что дело не в слабом владении законами сюжетостроения, а в иных художественных тенденциях прозы Боровикова.

Григорий Боровиков тяготеет к лирическому повествованию. Он пишет не для торопливого читателя, который спешит узнать, что же произошло дальше, задерживая свое внимание на описании «случаев» или кульминационных моментов во взаимоотношениях друзей и врагов. Писатель не гонит действия к развязке, для него финал не имеет первостепенной важности. (Может быть, потому, перерабатывая рассказы и даже романы, он варьирует в новом издании концовки, не боясь исказить сути произведения.) В ряде рассказов создается даже такая ситуация, которую лучше всего охарактеризовать словами бухгалтера Васюкова из рассказа «Голубое ненастье»: «Ничего не случилось, а почему-то хорошо».

От зари до зари водит Паша свой грузовик с тока на элеватор. Она прислана из города на уборку урожая. Весь дневной маршрут Паши, привычно начатый и обычно завершающийся, разнообразят случайные пассажиры да встречи с такими шоферами, как и она. Такова внешняя событийная канва рассказа «От зари до зари». Пафос его заключается не только в том, что «работу свою девушка выполняет добросовестно, с государственным умом», но и в том, как осмысленно, внутренне содержательно протекает к а ж д ы й час ее трудного дня. Незнакомые люди, на короткое мгновение входящие в жизнь Паши, создают особое настроение и, покидая ее, оставляют частицу своего бытия, своих радостей и тревог. Вот только что вышла из кабины женщина в голубой рубашке с погонами старшины. Паша продолжает путь, и «светлая грусть, навеянная расставанием со славной женщиной, наводила на раздумья о людях, о том, какие они все разные, и каждый человек — это тайная, непрочитанная книга…» Паша сожалеет о краткости такого счастья — познать другого человека, приблизиться к нему сердечно. У читателя рассказа остается такое же впечатление от знакомства с Пашей.