Владимир Комиссаров - Старые долги

Тем же вечером он отправился на юбилей одного почтенного коллеги, на который не должен был и не собирался ехать, поскольку юбиляр в свое время попортил ему немало крови, а Старик, само собой, не остался в долгу. Взволнованный неожиданной честью, юбиляр долго не мог успокоиться и все порывался рассказать гостям о былых битвах за научный прогресс, где они с шефом действовали плечом к плечу, и тот все подтверждал и даже сам припомнил один за другим несколько таких эпизодов. Юбилей, как известно, — вечер воспоминаний, и не было ничего удивительного в том, что Старик отдал им дань. Но собравшиеся в зале отметили одну особенность. О чем бы ни говорил Старик в этот вечер, о чем бы ни вспоминал, все сводилось в конце концов к одному: достопочтенный юбиляр достиг замечательных результатов в своей деятельности исключительно по той причине, что не замыкался в кабинете, а всегда был на переднем крае науки. «Помню, приехали мы перед войной на Баренцево море, — говорил Старик, сопровождая каждую фразу любезной улыбкой, скользящей по лицу, как неоновая реклама по фасаду здания. — Кое-что нужно было испытать… Брег пустынный, шум волн… И вот из этих волн — подводная лодка. И кто бы вы думали первым из рубки? Наш почтенный юбиляр! Как, хе-хе, Нептун, только вместо трезубца в руках антенка выносная… Оказывается, уже неделю здесь…» Когда шеф, безбожно перевирая не только даты, но и факты, стал рассказывать о четвертой встрече с юбиляром — на этот раз среди вечных, снегов в горах, где строилась физическая станция-лаборатория, — гости насторожились. Некоторые шаблонно отметили: «Сдал Старик, совсем сдал…» Но многие, зная о высоких связях шефа и о том, что он словечка попросту не скажет, сориентировались правильно, решив, что мысль, к которой он столь упрямо возвращался, не что иное, как н а п р а в л е н и е, может быть даже подкрепленное и р е ш е н и е м, пока не обнародованным, чтобы не волновать преждевременно любителей кабинетного образа жизни. Слова шефа произвели в этом смысле известное впечатление, так что гости принялись переглядываться и перешептываться; только пышный банкет, последовавший за торжественной частью, заставил гостей успокоиться. И то на время; уже назавтра о выступлении Старика знали в различных организациях, представители которых присутствовали на юбилее, в том числе и в главке. Для шефа не было неожиданностью, когда на другой день в мимолетном деловом телефонном разговоре с неким весьма ответственным лицом он услышал одобрительное: «Слышали, слышали о вашем выступлении. Очень своевременно напомнили. Вы правы, засиделись некоторые товарищи в кабинетах…»

И только после этого Старик вызвал Билибина.

— Возглавишь рабочую группу, Кеша.

— Не уверен, — ответил Иннокентий Павлович. — У меня своих дел по горло. — Билибин поелозил по нему ребром ладони столь энергично, как будто хотел перерезать. — А что же Соловьев? Формально он вел тему.

Старик весело блеснул мелкими фарфоровыми зубками.

— Мы не формалисты, Кеша! И в этом наша сила. Впрочем, если ты настаиваешь…

— Я не настаиваю, — поспешно проговорил Билибин.

Морщины на лице Старика сложились в добродушную разбойничью улыбку, и обескровленные возрастом губы вытянулись так, словно изготовились к лихому, леденящему душу одинокого путника посвисту. Недаром Василий Васильевич опасался шефа, предчувствуя, что когда-нибудь этот лихой посвист остановит его посреди дороги. Соловьев, счастливо-озабоченный, еще спешил к своей давней мечте, неожиданно открывшейся за поворотом, а посвист уже несся по окрестностям. Василия Васильевича пора было останавливать. Старик терпел его как человека нужного. Но теперь Соловьев мог предстать перед всеми в ином, куда более авторитетном качестве. И тогда он лишь пожал бы небрежно плечами, услышав лихой посвист шефа. Не для того Старик полвека отражал, порой в одиночку, варварские налеты на Храм Науки, прослыв его ревностным хранителем, и заботливо оберегал его истинных жрецов, чтобы равнодушно смотреть на триумфальное шествие по нему Василия Васильевича… Старик понимал, что упустил время: сейчас никто не позволил бы ему всерьез расправиться с Василием Васильевичем. Оставалось лишь осуществлять свои хитроумные комбинации.

Все это, однако, лежало скорее в области эмоций, и шеф несомненно справился бы с ними, если бы не счастливое совпадение: сибиряки действительно просили помощи, институт у них организовался недавно и занимался как раз теми проблемами, на которые вышли Билибин с Юрчиковым. Забрать из Ярцевска Соловьева было невозможно — при этом неминуемо оголился бы слишком обширный и ответственный участок работы, особенно сейчас, когда институт превращался в научный комплекс.