Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

Зато даже теперь нет-нет да приснится, будто стою я на ярко освещенном манеже и спрашиваю публику.

— Есть желающие быть съеденными?

И весь цирк отвечает:

— Есть!

Тогда я вскакиваю с постели и не могу больше заснуть до утра.

Директор одного из наших цирков Афанасьев, возглавив гастролирующую в Риме труппу, время от времени позволял себе вечерние прогулки по городу. Дня на это не хватало.

Афанасьев считал, что есть какая-то неизъяснимая прелесть идти по незнакомому городу, не ведая куда, не зная ни одного итальянского слова, кроме извинения («Скузи, синьор!») да благодарности («Грацие, синьор!»). Он проходил одну улицу за другой, всецело положившись на судьбу.

Кривые римские улочки отнюдь не напоминают Бродвея, на них темно и малолюдно. Лишь одна виа Венета переливается всеми своими огнями до самого утра.

Однажды Афанасьев заблудился. Хотел вернуться той же дорогой, по которой шел вперед, но не обнаружил ее. Тогда решил идти прямо до тех пор, пока не встретит полицейского — должны же они где-нибудь находиться! И только об этом подумал, как попал на сравнительно светлую улицу с довольно оживленным движением. А на полицейского буквально наткнулся.

— Скузи, синьор… — бодро начал Афанасьев и осекся. Благодарить («Грацие, синьор!») было еще рановато, а никакая другая итальянская фраза не приходила на ум, да и откуда ей прийти?!

Тогда он назвал свой отель, и полицейский разразился длиннющей тирадой, из которой Афанасьеву удалось выловить какие-то цифры. Очевидно, ему перечисляли номера автобусов. Афанасьев запротестовал, жестами показав, что намерен добираться пешком. Он считал, что ездить по незнакомому городу, если хочешь с ним познакомиться, — преступно!

Полицейский внимательно оглядел Афанасьева, затем поднес ладонь к щеке и, покачивая головой, вымолвил:

— О мадонна!..

Помолчали. Затем страж порядка, ткнув в Афанасьева пальцем, спросил:

— Американо?

— Но! — мобилизовал свои лингвистические способности Афанасьев. — Руссо! Моску циркус…

Лицо полицейского расплылось в улыбке:

— Маэстро?

— Директ о р! — ответил Афанасьев с ударением на последнем слоге. Так ему показалось убедительнее.

Полицейский взял директора под локоток и, отчаянно жестикулируя, указал направление, из которого уже можно было кое-что уяснить. И Афанасьев с достоинством пустил в ход вторую знакомую ему фразу:

— Грацие, синьор!

Идя по улицам, более или менее освещенным, Афанасьев скользил по привычке по рекламным стендам, то и дело встречая силуэт медведя и лаконичную надпись под ним «Московский цирк».

Но вдруг с удивлением обнаружил рекламу еще какого-то цирка. Что это действительно цирк, было понятно без перевода. И что не наш — тоже. Посмотрел на числа, — нет, не старая реклама.

Значит, в городе работает еще одна труппа?! Это удивило Афанасьева. Итальянский импресарио ничего об этом не говорил… А может быть, сам не знал?..

Об этой афише Афанасьев вскоре забыл, но когда в выходной день повез артистов в городок Тиволи, посмотреть знаменитый парк с фонтанами, то на окраинной улице увидел латаный-перелатаный брезентовый шатер и ярко намалеванные клоунские рожицы на щитах.

Он попросил шофера остановиться и вместе с переводчицей вышел из автобуса.

Позади шатра стояло несколько раскрашенных фургонов. Во дворике была натянута проволока, на которой проветривали гимнастическое трико и балетные пачки… А вечером, подумал Афанасьев, по ней будут ходить.

На ящиках, поставленных один на другой, сверху был водружен пестрый надувной матрац. На нем возлежала красивая блондинка, не желавшая, очевидно, пропускать солнечного дня.

Группа мальчишек пыталась вскарабкаться на огромный шар, извлеченный из реквизита. Несколько лошадей пощипывали жесткую траву. Возле шатра стояли подкидные доски, обтянутые красным бархатом, довольно обшарпанным.

Стройный синьор в кожаных шортах старательно отмывал в тазике флегматичного шимпанзе. Увидев гостей, он, вытирая на ходу руки о шорты, с любезной улыбкой направился к ним. Шимпанзе нехотя повернул голову. Дети оставили в покое шар.

— Буоно, джорно, синьор! — вконец исчерпав запас итальянского языка, улыбнулся в свою очередь Афанасьев и пожал большую крепкую и все еще мокрую руку.

Когда переводчица представила Афанасьева, синьор что-то радостно воскликнул. Через минуту гости очутились в пестром живом кольце. Из всех фургонов повыскакивали люди, пожилые и молодежь. Блондинка спрыгнула со своей вышки, даже шимпанзе отошел от тазика и, смешно раскачиваясь, приблизился к толпе.