Искандеров завизжал и полез вон из щели, стремглав — под гусеницы… Федор едва успел схватить его за шиворот. Однако Искандеров обрел нечеловеческую силу. Он уперся сапогом в стенку щели и вырвался. Федор перехватил его рукой за подбородок, заломил назад голову, но не смог стащить. Оба застыли на бруствере, точно приклеенные к нему судорожным усилием. А танк уже повис над ними в последнем рывке.
В это летучее мгновение Федор коленом сбил сапог Искандерова с упора, сдернул вниз его закаменевшее тело и подмял под себя. И тотчас танк накрыл их темным вонючим крылом.
Померкло небо. Настала ночь. Искандеров почувствовал, как стенки щели круто сдвинулись, сжимая его в холодном тесном объятии. И на четвереньках пополз по дну щели, волоча на себе Федора.
Ошеломляющий лязг ломился в уши, сизый горячий дым резал глаза, перехватывал дыхание. На спину сползали тяжелые комья и пласты мерзлой земли. Танк всей своей многотонной громадой ворочался над щелью, разваливая ее, добираясь до людей. То так, то этак поворачивалось его могучее гладкое брюхо. И, точно живые, яростно вгрызались в землю лемеха траков. Копали, закапывали…
И закопали.
Оборвался гул. Танк остановился рядом с разутюженной щелью, глухо урча. Поднялись стальные крышки, из люков на вспаханный снег выскочили кожаные черти в пробковых шлемах, втроем бросились к щели и стали вытаскивать из-под земляного крошева пехоту.
Руками отрыли и выпростали винтовки, гранаты и бутылки. Все было в целости. Отряхнули на Федоре и Искандерове шинели, обтерли им потные черные лица чистой ветошью.
Подошел командир полка, с ним комиссар и штабные. Лихо подбежал танковый командир — молодой капитан с планшетом на боку.
— Выходит дело, неплохая для вас тренировка, — сказал командир полка старшему танкисту, заметив его скрытую невольную улыбку. — Ну как, Шумаков?
— Разок закурить, — хрипло выговорил Федор, кусая губы, чтобы унять их дрожь.
— Кури, пожалуйста.
Танкисты сунули ему в зубы папиросу, поднесли огня. Федор затянулся, добавил, кашляя:
— Маленько оробел, товарищ майор. По первому разу, знаете, и с женой спать больно…
— Оробел?! — сердито вскрикнул командир полка, с неприязнью косясь на Искандерова. Тот был еще слеп и невменяем. — Ты?!
— Так точно, товарищ майор! — твердо ответил Федор, пряча папиросу в рукав шинели. — И вы на него не смотрите. На меня смотрите. Он не виноват, не учили его. Он не трус, он неуч. И товарищ капитан пусть повременит улыбаться. Цыплят по осени считают.
— Я не улыбаюсь, — отозвался капитан, весело смеясь.
— Ну что ж, — сказал командир полка. — Докуривай. Напарника мы тебе заменим.
— Нет, товарищ майор, не замените, — возразил Федор. — Прошу не путать. Этот музыкант — со мной!
Искандеров ожил вдруг.
— Я с ним… с ним буду… — забормотал он и, пошатываясь, пододвинулся к Федору поближе, царапнув его плечо торчащим в бок штыком. — Он умный рука.
— Вот как! Понравилось? — проговорил командир полка, сощуривая ясные светлые глаза, и крикнул на Шумакова: — Докуривай, докуривай, говорю!.. Чего тянешься? Ах, Федя, друг…
Федор дохнул еще раз, бросил папиросу и затоптал сапогом.
— Разрешите!..
Майор молча кивнул.
Щель наскоро подправили, Федор и Искандеров влезли в несмятый ее конец, взяли гранаты и бутылки.
— Вот что, музыкант, — сказал Федор. — Некогда! Будешь дурить, застрелю на месте, как дезертира. Такая вот музыка. Понял?
— Понял, понял, понял, — сказал Искандеров, держа гранату в вытянутой руке.
Танк развернулся и снова пошел на щель с пушечным гулом. Теперь он шел с другой стороны поляны, и все бойцы из ротных колонн, выстроенных по краям поляны, хорошо видели, как над щелью показались плечи Шумакова, взметнулась его рука и навстречу танку полетела граната. Она легла на редкость точно — под правую гусеницу. Граната была без бронебойной рубашки, танку не опасна, но он заметно подскочил правым боком.
Вылетела из щели и другая граната, перелетела через танк, упала позади него и не взорвалась. Это, конечно, флейта… Швырнул сильно, а чеки не сорвал. Можно поднять, колоть гранатой орехи.
Танк с ходу, на скорости перемахнул через щель. И пока он поворачивался назад — утюжить пехоту, Шумаков кинул ему в спину одну за другой две бутылки. Обе попали в башню, но первая не разбилась, скатилась целенькая по броне на снег, а вторая раскололась, и жидкость из нее пролилась как раз на моторную часть. Если бы там была не вода, а «КС», надо думать, танк загорелся бы.
Читать дальше