Иосиф Герасимов - Миг единый

— Это же надо, а-а? — протянула она. — Смешно.

Лидия Степановна закурила еще одну сигарету: видимо, что-то ее все-таки растревожило.

— А знаешь, — задумчиво сказала она. — Ленушка эта вовсе и не Баулина оказалась… Там какая-то серьезная история была… Что-то вот никак не могу припомнить. Только это открылось, не так уж давно, лет десять, а то, может, пятнадцать назад. Точно не помню, когда дом наш рушили, там то ли бумаги какие-то нашли в тайнике, то ли… Эх! Все из памяти вышибло. Как же это так? А я ведь сама удивлялась. Думала: история какая интересная. — И тут же она вдруг вскинулась, воскликнула: — Постой! Да это же Томка знает!.. Да, наверняка знает! — и сразу же объяснила: — Подружка моя. Не помнишь? Ну конечно. Она уж у меня после войны подружкой стала. Вот она все помнит. В строительном управлении работает. Она наш домик и рушила… Сейчас-ка я ей… — Лидия Степановна торопливо набрала номер телефона, но в трубке послышались гудки занятости, она безнадежно бросила трубку на рычаг. — Разве ей сейчас дозвонишься! — Она снова на мгновение задумалась, потом вскинула голову, сказала: — Знаешь, приходи-ка вечерком ко мне домой. Я ее туда притащу. А что? И в самом деле посидим, повспоминаем. Бутылку возьмем. Запиши адрес.

— У меня есть.

— Так, значит, в семь. А я сейчас с этими инженерками разберусь, — кивнула она на чертеж. — Простую задачку решить не могут. За всем глаз да глаз… Понимаешь, эту самую лабораторию сделали вроде мусорной ямы. Понапихали людей из цехов — кому кого не надо, абы избавиться. И такой кадровый состав образовался, будь, здоров. Получается, эта лаборатория только для птички существует. А между прочим, столько может задачек решить. Ого! Да меня саму сюда вроде бы как на покой кинули. Хватит, мол, в цехе торчать, радикулит и другие болячки заработала, ну и иди на тихое место. А тут такое, я тебе должна сказать… Ворочать не переворочать… Ну ладно, так договорились, приходи в семь. Только не пижонь, коньяка не покупай. Ни я, ни Томка его терпеть не можем, мы нашу простую… Да у меня найдется… Постой, если тебе куда надо, я скажу, чтоб подвезли… Нет? Ну ладно, до вечера!..

В тот день я долго бродил по поселку, удивился, увидев, что березовая роща цела; правда, к ней вплотную подступили дома и в глубь ее уводили асфальтированные аллейки, но в общем-то она была такой же, как и в годы моего детства. Стоял облачный день, солнце то проглядывало в синие просветы, то исчезало, но в воздухе ощущалась зябкость — нынешнее лето утомило своими холодами и дождями, теперь оно было на исходе, но травы возле рощи еще стояли ярко-зеленые, сочные, да и листья на березах были такими, какими бывают только в начале лета, еще не опаленные лучами, не почерневшие от копоти и пыли, и от этих листьев, трав, чистеньких стволов и влажного запаха становилось бодрее на душе…

«Странно, что здесь могли убить женщину, — думал я. — Так все здесь уютно и свежо, а вот поди же ты — свершилось убийство. И нет об этом никакого следочка…»

И тут же я вспомнил, что примерно об этом же размышлял однажды в подмосковном лесу, где собирал грибы с приятелем; был тихий день, густо пахнущий хвоей и мхами, и, когда вышли мы к лесному круглому озеру, на дне которого застыли пышными сугробами облака, приятель мой стал рассказывать, что в этом месте окружен был немцами отряд студентов-добровольцев и только он сам и еще двое его друзей остались живы, так как были тяжко ранены и лежали на дне оврага; может, потому немцы не спустились туда, чтобы их добить; сейчас густо поросло это место травой и ягодой, зарубцевались военные шрамы, и мало кто знает, сколько молодых жизней безвинно завершили здесь свой путь, и ходят по травам люди, любуясь небывало пышной красотой этого леса. Недаром же говорят: «Все травой порастет…» И тут я понял: эта тяжкая мысль давно уж не дает мне покоя, — может, она-то и погнала меня в этот поселок…

Лидия Степановна жила неподалеку от центральной площади, и я нашел ее квартиру без труда. Она открыла сама, и едва я переступил порог, как почувствовал вкусный запах жареных пирожков и мяса; протянул ей пакет с вином и водкой, она взяла его, пробурчав: «Вот это уж зря», и повела меня через узкий коридорчик в большую комнату, застекленные двери которой были растворены настежь.

— Ну вот, Тома, знакомься, — сказала Лидия Степановна, подводя меня к плюшевому дивану в золотистых розах, на котором сидела полная, простовато причесанная женщина, с насмешливым взглядом темных глаз под толстыми, видимо очень сильными, стеклами очков в массивной, мужской оправе, — это и есть мой школьный дружок. Мы его Чижиком дразнили.