Иосиф Герасимов - Миг единый

— Почему никому не нужно? — спросил я.

— Сейчас выпьем, скажу.

Мы снова выпили, от водки Лидия Степановна не краснела, напротив, кожа ее лица становилась бледнее, резче на ней обозначались конопушки, глубже становилась продольная складка на высоком лбу.

— Так вот, — сказала она, сжимая губами сигарету. — У каждой бабы моих лет судьба покрепче, чем у той Баташевой… Ну и что, что дочка заводчика? Эка невидаль! Работала она и работала. Все тогда так… Наступило время, чтоб дармоедов не было, вот и пришлось. Куда деваться?.. А вот, я тебе скажу, нам досталось так досталось. Мы в Челябу с заводом приехали, как война началась. Хочешь не хочешь, а завод разворачивай. Землю кострами отогревали, бетон укладывали, и прямо на бетон, под открытым небом, станки набрасывали. Как электричество дали, так и заработали. В пургу детали точили, в мороз. По цеху поземка метет, а мы вкалывали. Строители стены начали возводить, а мы под звездами головки для снарядов точим. В рукавичках станочек не наладишь. Кожу как металлом прихватит… А куда денешься? Фронту снаряды нужны. Тебе бы порассказать, сколько там нашего брата у этих самых станков. Кто сосчитает? А ты вот на Томку взгляни. Это она сидит тут перед тобой такая тихая, уютная, вся из себя пышная. А пусть она рубаху снимет да тебе спину покажет… Да не красней ты, Томка, свой мужик, вместе в школе учились. Все равно что брат. Так у нее граната над спиной разорвалась. Она снайпером была. Да ты сам небось все это знаешь. А потом? Что тут только на заводе не было, по восемнадцать часиков вкалывали, только б цехи план давали. Да и сейчас… Каждый день чего-нибудь. Если все это помнить да в голове держать, то не голову надо иметь, а ЭВМ с хорошую домну объемом. Человеческих жизней много, миллионы, да каждая из них как миг единый, а вот вместе они — эпоха. Ради этого самого и живем…

— Ради чего живем? — спросил я.

— А вот ради этого самого, — ответила Лидия Степановна и налила себе водки.

Тамара Савельевна тем временем несколько раз пересекла комнату, уставленную новой матовой мебелью — немного под старину; шаги ее скрадывались мягким в желтых цветах ковром; она остановилась у приоткрытых дверей балкона и, взглянув на улицу, пропела:

— А вон Зинка целуется.

— Какая Зинка? — вскинулась Лидия Степановна.

— Да дочка твоя, — засмеялась Тамара Савельевна.

— С кем же это она целуется? — настороженно спросила та.

— Да вроде бы с Димкой из соседнего подъезда… Константина Семеновича сынок, начальника литейного…

— Ну, с ним пусть целуется, — спокойно сказала Лидия Степановна. — Может, в дом приведет.

— А если не приведет? — спросила Тамара Савельевна.

— Все равно пусть целуется. Женщина молодая, энергичная. Ей надо. А то еще как жизнь у нее сложится. А ты отойди от окна, не стой, не завидуй!

— Я свое отзавидовала, — рассмеялась Тамара Савельевна.

— Ну, не скажи, — хитро усмехнулась Лидия Степановна, — на тебя еще кое-кто и заглядывается… Ничего ведь она еще, как считаешь, однокашничек?

— Ничего, — улыбнулся я.

— Ну вот, — согласно кивнула Лидия Степановна и тут же опять заговорила резко: — Чтобы с твоей лирикой покончить, я тебе по-честному скажу: нам оглядываться некогда. Мы всю жизнь как заведенные, и если в бытье каждого влезать, то ни черта и разобрать в этой жизни не сумеешь… Вон у меня что ни день, то проблема. Сейчас с лабораторией расхлебываюсь, и получается: двадцать процентов работников вкалывают, а остальные за их счет живут. Я бы эти двадцать и оставила, зарплату бы им повысила за счет остальных. У меня бы эта лаборатория миллиарды заводу дала. А я ни одной бездельной единицы уволить не могу. И все, понимаешь, из-за таких, как ты, лириков. Больно много всяких переживальщиков стало, ой как за казенный счет попричитать любят. А какие бы у нас с тобой переживания ни были, все равно их ветром разнесет, ничего от них не останется… Вон, — кивнула она в сторону окна, — завод останется, цехи останутся, все, что настроили, останется.

— Ну, уж ты, матушка! — с усмешкой протянула Тамара Савельевна. — Эка хватила! Да никакие твои цехи не останутся. Отработают свое, да и снесут их, другие поставят. На нашей-то памяти сколько их посносили да машин новых навезли. Техника быстрее человека старится, а сейчас-то особенно…

— Так что же тогда останется? — вызывающе спросила Лидия Степановна.

— А дети останутся, — певуче сказала Тамара Савельевна, — внуки останутся, ну и души в них наши… если они есть, конечно, души-то.