Николай Егоров - Залежь

— Ну-ну-ну. Разошелся. Спокойней можешь? Кипишь, кипишь, а чаю нет. Сеноуборочная техника вся занята. Понимаете? А впрочем, что-нибудь придумаем. Так что же вы собираетесь в первую очередь строить?

— Коттеджи для молодоженов!

Сыпанул смех, словно самосвал семечек с горохом разгрузился.

Оказалось, что все надо строить в первую очередь, потому что один предлагал начать с общежитий, другой — с бани, третий — с кафе-столовой, четвертый — с клуба, девчатам промтоварный магазин срочно понадобился, и Михаил Павлович только сединой потряхивал: да, все надо строить в первую очередь, человек велик. И ничего не осталось, как решить спор неумолимым «кто за?».

Алена Ивановна была избрана членом целинного штаба — как человек в возрасте и с жизненным опытом, но разбиралась она во всей этой организации ничуть не больше восемнадцатилетних. Если не меньше. И помалкивала сидела. Помалкивала и думала: как же так? Или она пропустила или архитектор? Она никак не могла не заметить, упомяни Женя Тамарзин детский сад на своем генеральном плане. Не могла. Это ее жизнь: до восьми лет воспитывалась, с восемнадцати воспитывала сама.

— Анатолий Карпович. Можно мне сказать?

— Конечно, конечно.

— Я отсюда не вижу, но, по-моему, детский план… детский сад вообще не предусмотрен планом строительства, а начинать надо с него. Все у меня.

— Правильно. Выстроим завтра же детский сад-ясли, назначим товарищ Черепанову заведующей, положим оклад, а пока появятся дети…

— Напишем на дверях — «Музей»…

— А пониже — «Без стука не входить»…

— Целуются!

Алена выждала, пока прекратятся голоса с мест.

— Успокоились? Тогда я еще скажу. Можно? Спасибо. Вы напрасно волнуетесь: детский сад пустовать не будет ни дня. Я одиннадцать лет проработала в детском саду и знаю, какой у людей спрос на него. Дело это очень важное.

— А потому бросьте все и стройте детские сады? Так? Придет его очередь — построим. Но сейчас-то зачем он нам?

— А вам, Анатолий Карпович, детский сад раньше чем кому-либо понадобится. Вы не смейтесь. На целину, газеты почитайте-ка, едут семьями, семействами. Да если узнают люди, что у нас детсад-ясли имеются, к весеннему севу в «Антее» не восемьдесят — восемьсот рабочих будет. У меня все.

— А что, ребята? Это идея, — заблестели глаза у секретаря райкома.

— Идея, но откуда кто узнает, что где-то в Казахстане, в целинном совхозе, за тридевять земель есть детский сад.

— Газета расскажет. Центральная газета. «Казахстанская правда», если хотите. Да, кстати. Кто такой Балаганов ли Балабанов у вас?

— Демобилизованный солдат. Ждал нас тут один на всем белом свете. А что?

— Нельзя его у вас забрать? Выездным фотографом. Снимок видели в районке? Отличный снимок.

— А это не Балабанов фотографировал — я. — Евлантий Антонович готов был рассмеяться. Удержался. И раскрыл наконец тайну фотографии.

— А что друзья эти, не видели вас? — усомнился Белопашинцев.

— Потому и удивился Балабанов, увидев газету.

— Так надо сказать ему. Мается человек.

— Можно и сказать. Разбивку мы с ним закончили уж почти.

Грахов поднялся, поискал тросточку по бокам от себя, повесил рукоятью на край щелеватого стола.

— Хорошо я у вас погостил. Столько проблем на моих глазах решилось!

— Сколько, Михаил Павлович? Ни одной.

— То есть как ни одной, товарищ директор? Вот так здравствуйте! А с колышками, которые вы сожгли на костре? А с кадрами? С фотографом.

— И сенокосом, — подсказал Хасай.

— И сенокосом. Верно. Ну и настырный же ты, Евлантий Антонович!

— Есть маленько. Так вы что, собрались уезжать уже?

— Надо.

— И хозяйство наше не желаете посмотреть?

— А хозяйство я видел. Ничего, Москва не сразу строилась. Коммунист один пока, Евлантий Антонович?

— Двое уж нас.

— Значит, Краев здесь. Ну, ладно. До свиданья, ребята.

«Уже и о Краеве знает», — удивился Анатолий и задумался: надо провожать секретаря до машины или не надо? На это инструкций нет.

Все слышали, как перестукиваются тросточка с протезом на редких ступеньках приставной лесенки, но никто не видел, как морщился Грахов. Никто и никогда.

— А детский сад стройте. Стройте!

И только поэтому уже не напрасно ехала Алена Ивановна сюда.

Грахов сидел сзади. Он всегда сзади садился. Заставляла нога. Скрипучая, негнущаяся, тяжелая. И не своя, и не чужая. Подарок войны.

А райкомовская «Победа» доматывала на колеса сотую тысячу дорог, и пожилой шофер не сводил глаз со счетчика, на котором додежуривали вахту башковатые девятки и сменить их вот-вот должны были исполнительные ноли. Машина прокатилась последние метры и встала.