Николай Романов - После отбоя

Семенову не хотелось разогревать полемику до опасного предела, когда спорящие стороны возбуждаются, начинают отклоняться от главного, и он, как бы не адресуясь ни к кому, начал вслух делиться своими мыслями:

— А ведь подсчитаны пока лишь видимые убытки — простой одного корпуса. А кто оценит ущерб, нанесенный неподготовленностью к зиме, невыполнением планов трестом Алюминстрой в первом и втором кварталах текущего года, утечкой кадров в весеннюю строительную распутицу, утерей веры рабочих в способность руководителей направлять энергию людей на главное — повышение эффективности и качества строительства? — И вновь обратился к Магидову: — Еще одно ваше обвинение — ломка структуры треста, создание комплексных, специализированных бригад, перемещение людей на второстепенные объекты в период завершающего этапа строительства, — Семенов обратился к Иванчишину: — Алексей Александрович, сообщите о последних переменах в Алюминстрое.

— В двух словах, — предупредил Иванчишин. — Специализированные бригады не только помогли повысить производительность труда, но почти на одну треть сократить количество рабочих, инженерно-технического состава. В тресте объединены два строительных управления в одно.

— Какие? — недоуменно спросил Магидов.

— Девятое и двенадцатое.

— Безумие! — выкрикнул Андрей Ефимович.

— Перестройка в тресте одобрена министерством, — подтвердил Иванчишин и обратился к Семенову: — Я больше не нужен вам?

— Нет. Спасибо.

Иванчишин поклонился Магидову и вышел.

И вновь Семенов говорил как бы с невидимым собеседником. Да, век бурного технического прогресса, крутого подъема экономики страны, активного использования накопленного передового опыта. Руководители, партийные работники, все труженики — каждый на своем посту — должны проявлять творческую смелость, постоянную неудовлетворенность достигнутым, видеть реальную перспективу роста каждой стройки. Именно так поступают люди идейно убежденные, мастерски владеющие прогрессивными, научно обоснованными методами планирования, внедрения передовых форм управления производством. Но к великому сожалению, до сих пор встречаются руководители, измеряющие свою, работу лишь сиюминутными успехами, не заботящиеся о завтрашнем дне. Отсюда авралы, штурмовщина, непомерное выпячивание собственных заслуг…

Семенов встал, подошел к Андрею Ефимовичу, спросил:

— Будем дальше продолжать нашу беседу?

Магидов отшатнулся от неожиданности, лицо его побагровело, на лысине собрались капельки пота. Он долго молчал, потом тяжело поднялся и, не глядя на Семенова, спросил:

— Что мне делать?

— Решайте сами. У вас есть трест, главк, партком.

— Может, вы подскажете что-нибудь парткому?

— Он решит сам. Скорее всего, привлечет вас к строгой партийной ответственности…

В тот же день Магидов вылетел в Красноенисейск. Из аэропорта на такси направился в управление треста. В приемной на прежнем месте восседала Колонна, на лице та же приветливая улыбка. Она, как все эти годы, встретила его неизменной фразой: «Доброе утро, Андрей Ефимович!», хотя было уже далеко за полдень. Дверь в его кабинет открыта, он был пуст. Тот же телефонный аппарат — комбайн на приставном столике, в том же порядке расставлены стулья, в том же углу пустая вешалка, то же мягкое, удобное кресло за столом. Он сообщил вошедшей секретарше, что прямо из аэропорта, голоден, и попросил кофе и парочку бутербродов по ее усмотрению. Потом, когда секретарша убирала посуду, непринужденно спросил:

— Ну, что тут произошло за мое отсутствие?

— Не знаю, Андрей Ефимович, мне ведь не докладывают. — И вышла, как всегда, спокойно, неторопливо, старательно прикрыв за собой дверь. Но что-то — в интонации ли голоса, во взгляде, в походке — показалось Магидову незнакомым, непривычным, интригующим. «Эх, нет Вараксина, тот бы все выложил! — пожалел Магидов. — Позвать Захаревского? Пожалуй, этот тоже падок на сенсации».

— Начальника диспетчерской службы ко мне, — распорядился Магидов.

— Захаревского?

— Кого же еще? — подивился Андрей Ефимович непонятливости секретарши.

— Он не работает. Уволился. А может быть, уволили.

«Вот как быстро расправляются с моими выдвиженцами», — подумал Магидов. На него навалилась опустошающая слабость, сказывались перешитые волнения в Москве, дальность перелета и этот образовавшийся вокруг него вакуум. Некому излить душу, не с кем посоветоваться, откровенно поговорить, просто посидеть, отдохнуть. И тут он вспомнил про спецкора Анатолия Силыча, немедля связался с ним по телефону. Тот обрадовался, спросил: