Был воскресный день. На холме Юности собралось много народа. Хозяйничал Генрих Четвертый. На всякий случай он попросил подготовиться к выступлению с приветственными речами Бориса Точкина, Гену Ветрова, Юлю Галкину и Касану. Гена стеснялся, отказывался: мол, есть ребята достойнее его, но подвернувшаяся Юля Галкина заверила Генриха:
— Выступит! — И уже с претензиями к Ветрову: — Гена, ну что ты скромничаешь? Ведь прибывающие в официальном письме назвали тебя.
Затем Генриху пришла, как он сам считал, гениальная мысль: к приезду гостей встречающих расставить так, чтобы получилось нечто похожее на воинский строй. И пусть генерал и офицеры пройдут перед строем бывших воинов, потом остановятся на середине, поздороваются, а в ответ грянет дружное, на одном дыхании: «Здравия желаем!..» Приезжие должны знать: ни изменившийся характер работы, ни гражданская роба не выветрили у них уважения к воинским порядкам и своим воспитателям.
Генрих Четвертый мысленно уже проходил мимо стройных шеренг пограничников, саперов, танкистов и вдруг в самом тылу, на отлете, заметил одиноко стоящую Мару Сахаркевич, кинулся к ней, схватил за руку, повел к воображаемому строю. Мара упиралась.
— Хорошо, объяснимся на тыловых подступах. — Генрих отпустил руку девушки. — Ты знаешь, что тебя не вывели из состава комитета комсомола треста? Удивилась? Члены комитета потребовали твоего возвращения. Да, да, да! Потрудись завтра в семнадцать ноль-ноль явиться на заседание. Изберем тебя заместителем секретаря.
— Ты с ума сошел, Генрих!
— Пока еще нет, дохожу, к очередным выборам как раз созрею. А секретарем комитета комсомола будешь ты, Мара Сахаркевич. Пошли вперед!..
Почти одновременно сошли с поезда демобилизованные солдаты, сержанты и приземлились в аэропорту генерал, офицеры. Как и предполагал Генрих Юркин, никто и слушать не хотел о передышке, все просили сначала показать то детище Сибири, которое они считали своим, кровным и ради которого оказались здесь.
Легковые автомашины и автобусы остановились на холме Юности. Все, конечно, представляли размах стройки, да и название — «Всесоюзная, комсомольско-молодежная, государственного значения» — говорило само за себя, но открывшаяся с высоты панорама строительства поразила воображение приезжих, все застыли от изумления. Вот они, могучие корпуса, уходящие чуть ли не до самого горизонта. Трудно представить, что все увиденное — дело рук их предшественников, и неужели они, вчерашние пограничники, уже завтра или послезавтра встанут в ряды рабочей гвардии, будут участниками завершения этого грандиозного сооружения?..
Генерал нарушил молчание, обратился к управляющему трестом и секретарю парткома.
— До нас дошли сведения, что рассматривается проект монумента славы бывшим воинам, воздвигающим алюминиевый комплекс. Вот бы здесь, на этой возвышенности, и установить обелиск…
Никто не заметил, когда с отрогов Саянских гор сползла черная грозовая туча, ударил гром, и всем почудилось, будто произвели салют из тысячи орудий в честь открытия монумента героям ратной и трудовой доблести.