Иосиф Келлер - Суровые дни

— Конечно, жестоко и нелепо разрушать то, что создано руками человека. Быть учителем лучше, чем быть военным. Но я, увы, солдат. Для меня главное — задержать противника. Если ради этого потребуется уничтожить поселок, я не буду колебаться!

Схватив тряпку, Лохвицкий решительным движением стер числа и знаки. Прохор шумно вздохнул.

— Но ваша борьба с казаками в пятом году весьма поучительна. Ну-ка, покажите расселину, о которой, вы рассказывали.

Лохвицкий внимательно следил, как осторожно двигался по карте пылаевский палец. Но вот палец замер.

— Здесь? — спросил Лохвицкий.

— Да!

— Уверены?

— Она! — решительно сказал Прохор.

Лохвицкий в полной мере оценил стратегическое преимущество природного оборонительного рубежа. Он и раньше понимал — принимать бой в поселке невыгодно. Теперь, благодаря командиру рабочего полка, найден эффективный вариант.

— Молодчина, что пришли. Стемнеет, начинайте отходить на новые позиции.

Таганцев сидел дома. Правда, он раз попытался пойти на станцию, чтобы лично убедиться, что вагоны с оборудованием не отправлены, но Варвара Лаврентьевна категорически заявила: он это сделает, перешагнув через ее труп. Ростислав Леонидович открыл форточку. В кабинет с морозным воздухом ворвались звуки пулеметной и ружейной стрельбы. На время затихая, она, однако, насколько мог определить Таганцев, звучала на одном и том же месте. Значит, наступающие колчаковцы еще не вошли в поселок.

Со многими рабочими, что сейчас сражаются, Ростислав Леонидович проработал много лет, веселился на семейных празднествах и даже был крестным отцом. И Таганцеву становилось стыдно, что он грубо разговаривал с Прохором. Ведь Прохор тоже там!

Аси вторые сутки не было дома. Она находилась в больнице, куда поступали раненые.

Варвара Лаврентьевна, волнуясь за дочку, попросила Вадима, приехавшего из города, пойти в больницу и разыскать ее.

По пути в больницу Вадим обратил внимание на то, как безлюдно в поселке. Не было обычного в это время оживления, когда со всех сторон, сперва отдельными ручейками, а потом сливаясь в один поток, шли к проходной рабочие. И, наоборот, в больнице, где обычно царила строгая тишина, — шумно и суматошно. Привезли очередную партию раненых. Мимо Вадима проходили санитары с носилками. Одни раненые лежали неподвижно, без сознания. Другие стонали и беспокойно метались, их приходилось удерживать, чтобы не свалились с носилок.

Вдруг Вадим увидел Алешу Баранова. Его широко раскрытые глаза напряженно застыли, а зубы сжаты с такой силой, что Вадим ощутил боль в челюстях. Казалось, их свела та же судорога, что и у Баранова. Алеша глухо мычал, и пот крупными каплями покрывал его белое лицо. От тошнотворного запаха крови у Вадима закружилась голова. Он не помнил, как снова очутился на улице.

Возвратившись, Вадим успокоил Варвару Лаврентьевну: повидать Асю не удалось, но с ней ничего не случилось.

Поздно вечером пили чай на кухне. Варвара Лаврентьевна запретила зажигать лампу в столовой, где окна выходили на улицу.

Ростислав Леонидович сосредоточенно помешивал ложечкой морковный чай, хотя никакого сахара в нем не было, и прислушивался к тому, что делалось на улице. Стрельба прекратилась.

Было тихо. Потом его внимание привлек какой-то новый, не слышанный ранее шум. Ну да! По улице двигались люди. Иногда что-то звякало, раздавались приглушенные голоса.

Военные? Но кто? Куда идут?

Ростислав Леонидович выбежал в коридор. Схватив в темноте с вешалки и накинув на плечи попавшийся под руки женин каракулевый сак, приоткрыл входную дверь.

Мимо дома к городу шли рабочие. Ростислав Леонидович подумал: большевики собирались увезти оборудование, но оборудование осталось, а они уходят. Смешно! Но смеяться не хотелось. Ростислава Леонидовича тревожило какое-то щемящее чувство. И хотя вряд ли кто из рабочих мог узнать в едва различимой фигуре своего главного инженера, но Таганцев почувствовал неловкость оттого, что, притаившись, он подсматривает чужое горе. Отступив назад, Таганцев осторожно прикрыл дверь.

Первой в середине ночи проснулась от стука в окно Варвара Лаврентьевна.

Прислушалась. Стук повторился. Варвара Лаврентьевна разбудила мужа:

— Слава, они!

— Они? — не понимая трагического шепота жены, переспросил Таганцев.

— Из чека! Вот так же убили Никтопалиона Аркадьевича!

Варвара Лаврентьевна заплакала и, прижимаясь к мужу, умоляла не вставать.