Людмила Репина - Был смирный день

Приезжие скромно поздоровались и проехали мимо.

Вот и знакомый дедушкин дом на отшибе у пруда, вокруг которого стоят кряжистые ветлы и тополя. Летом тут плавали утки, гуси. Бабы мыли половики, ботали картошку в корзинах. Рыбы не водилось, а только головастики, лягушки да циклопы. Ребята все же купались, но дно было зеленое, илистое, ноги вязли. Самая потеха бывала весной, когда плавали на самодельных плотах. Зимой же снег расчищают и катаются кто на чем умеет.

Несколько лошадей уже стояло в заулке у крыльца. Как только подъехали, гостей выбежали встречать:

— Дуняшкины приехали!

Дяде Мишухе поднесли погреться, и он завернул обратно на ближнюю станцию — встречать самого почетного гостя — старшего сына дедушки, который работает на важной руководящей должности в областном центре.

— Колбасы, наверно, привезет и дорогой подарок. За то ему почет и уважение, — говорили бабы на колодце.

Вася сразу полез на печь. Там уже грелись Петька с Танькой и Валька — дети Павла и Доната, сыновей дедушки, которые жили в этой же деревне.

— Ну-ко, бабы, с горячих кирпичей шасть! Дайте человеку отогреться, — скомандовал Петька, постоянно загорелый, с широким лицом и острыми скулами.

Замерзшие руки Вася положил на каленые кирпичи, и их заломило так, что того гляди взвоешь. Печь была жарко натоплена — целые сутки пекли пироги и варили всякое варево.

Валька стала рассказывать, как давеча приходили в деревню волки. И они сторожили с мамкой на дворе, где стояла скотина.

— Так и стучат клыками, так и тявкают. А Найда наша то подбежит к лазейке, то у нас под ногами вертится. Волки ее вызывают, а она боится.

— Ой, какая страхота, — передразнил ее Петя. — Мы в это времечко с тятькой с конюшни шли. Я как махну уздой, так они и разбегаются. А лезли тоже, могли бы зажрать. Да все равно, я их не боюсь. А тут на дворе — закрыт ведь он был.

— Ну, так и что же, что закрыт, — поддержала Таня подружку, — у Маховых вон и на крышу залезли, дыру проделали и овцу утащили. А у лесника Ивана летошнего кутенка в будке разорвали. Они и человека могут. А что вас не тронули, так, наверно, светло еще было, и лампочки по домам горели.

— Ну, вас не переспоришь, — отмахнулся Петя. — Расскажи-ко, Васютка, как в городу-то вас обучают. Наверно, лучше нашего?

Вася засмеялся и подзадорил:

— А у вас зато веселей! Все четыре класса в одной избе. Учись, не хочу. Малина!

— Приехали! — закричали все в доме.

Проворный Петруха слез с печи и тут же приклеил свой нос к окну.

— А в шубах в каких и в папахах оба. Модные… — примечали старухи.

Кто помоложе, вышел помогать дорогим гостям вылезать из саней. Даже восьмидесятилетний именинник без шапки стоял на крыльце и одной рукой опирался на засаленную корявую палку, а другой вытирал крупные слезы и улыбался.

— Николай Николаич приехали, — переговаривались соседи, поглядывая из замерзших окон. — Ну да и жена его тоже не подкачала. Хороша, неча сказать, видная из себя, а голову так и задирает, точно моду с нее снимать собираются.

— Тамара Ивановна, погреться на печке бы вам, — стряхивая с цигейковой дохи снег, приговаривала сестра дедушки Секлетея, дотошная и лукавая старушонка. Она жила в соседней деревне, а на праздниках всегда была за хозяйку. Дедушкина старуха померла.

— Ну, папаша, здравия желаем! С днем ангела тебя! Живи до ста, пример показывай, — держал речь любимый сынок деда. — А теперь веди в свои хоромы. Давненько не бывал у тебя. Изменилось чего или нет?

— Да что, милой, менять-то. Проживем и так, чего еще надо. Вот капустка, огурчики, мучка, — показывая на темный угол в сенях, говорил сквозь непослушные слезы старик. — На всю зиму хватит, много ли мне надо.

— Сам все еще солишь? Молодец! Попробуем сегодня твою засолочку. Люблю!

— И студень с чесноком для тебя сварил. Да пойдем вперед-от, погреемся, закусим.

Вся толпа встречающих стояла тут же, в сенях. Когда старик повел гостя в дом, часть людей вошла за ними, а остальные пошли встречать: еще кто-то подъехал. Видно, с детьми. Они уже, как горсть гороха, стучали крепкими валенками на крыльце. Малыгинские, три девочки и два мальчика, все как на одно лицо: русые, большелобые, плечи приподняты, живот вперед. Их сзади подгоняла мать, маленькая, похожая на подростка.

Изба набивалась битком. Мужики выходили в холодные сени перекурить.

Детей тоже набилось полная печь. Двое стояли на лежанке, руки засунули в горячие печурки-кринки, вмазанные в кирпичи. Тамара Ивановна изредка останавливала детей, если они начинали шуметь. Она стояла около печи, прислоняясь к ней спиной, и шарила по горячей стенке раскрытыми ладонями.