Леонид Степанов - Бранденбургские ворота

Их окружили молодые парни, ловко надели на оглушенного «профи» самодельные наручники из толстой проволоки.

— Вы ранены? — участливо спросил Андрея какой-то парень и постучал себя пальцем по уху.

Бугров потрогал рукой там, где саднило. Пальцы его окрасились кровью.

— Halb so schlimm! [107] Полбеды! — пошутил он, доставая платок.

— Сейчас подойдет наша санитарка, — сказал другой парень. — За ней уже побежали.

— Не нужно санитарки, — отмахнулся Андрей. — Ухо цело. Лучше окажите помощь двум тяжелораненым. Они там — за проходным двором, возле грузовиков.

Прижимая скомканный платок к уху, журналист стал пробираться к Лейпцигерштрассе. За Вернера и его товарища он был относительно спокоен: к грузовику побежали заводские парни и санитарка с сумкой через плечо. Теперь надо было скорее добраться до своего корпункта, передать информацию в газету.

Ни муж, ни сын не пришли ночевать. После такого дня! Фрида ждала их до рассвета, не сомкнув глаз. Потом отправилась в районное отделение народной полиции. Опасалась самого худшего: что Вильгельм или Вилли оказались среди тех сотен убитых, о которых сообщало западное радио. В эфире не умолкали голоса подрывных станций! «Берлин залит кровью немецких патриотов!»

В полиции Фриде сказали, что убито около двадцати человек. Все они жертвы террористов, засланных с оружием из Западного Берлина. Есть несколько десятков раненых в уличных драках, но Вильгельма Кампе и его сына Вилли среди них не значится.

Фрида пошла на работу. Несколько раз звонила со стройки в полицию — ничего нового ей сообщить не могли. Дома Вильгельм и Вилли тоже не появлялись.

Работалось тяжко. После бессонной ночи болела голова. Под вечер ее позвали к начальству. Сердце у Фриды похолодело: ожидала, что сообщат самое ужасное…

Оказалось другое. Их бригадир Адольф Цапф сбежал на Запад. Ей, Фриде Кампе, предлагают возглавить бригаду штукатуров.

— Не смогу я, — не раздумывая, ответила Фрида. — Где мне руководить людьми? И штукатур я ниже среднего. В нашей бригаде есть работницы получше и помоложе — они смогут.

— Вы попробуйте, — мягко возразил начальник. — Сразу не получится — не беда. Получитесь, накопите опыт. А авторитет у вас есть, уважают вас люди.

Фрида пошла в бригаду, хотела посоветоваться с товарками, а там ее ждал Удо-шмаротцер. Он принес записку от Вильгельма. Оглянувшись боязливо, Удо с таинственным видом сообщил:

— Он просил разорвать бумажку, когда прочтешь.

Вильгельм писал, что во время вчерашней сумятицы он ввязался в большую драку. В потасовке несколько человек ранили, а одного убили. Теперь ему возвращаться домой никак нельзя: могут арестовать.

«Придется пока оставаться в Западном Берлине, переждать, посмотреть, как дело повернется. За меня не беспокойтесь. С жильем устроился, деньги есть. Связь пока будем поддерживать через Удо. А вообще — собирайся. На два дома жить нельзя».

— Где Вилли? — спросила Фрида.

— Он с отцом.

— Ночевать сегодня придет?

— Наверное, нет. Вилли на службе. И вообще — зачем? Тут такие дела…

— Какие дела?

— Ясно какие! — ухмыльнулся Удо.

— Ничего не ясно. Ступай! Нечего тебе на нашей стройке околачиваться!

— А ответ? Вильгельм ждет ответа.

— Пока не будет.

Недовольный Удо ушел. Голова у Фриды заболела еще сильней. Кое-как закончив работу, она поплелась домой. Одолевали тревожные мысли.

Линда уже пришла с завода. Она приготовила ужин, сварила крепкий кофе, старалась утешить мать. Фрида ужинать не стала, выпила лекарство и легла.

Проснулась среди ночи. Не зажигая света, чтобы не тревожить дочь, оделась и вышла на улицу. Пошла по безлюдному, притихшему, плохо освещенному городу в глубь его полуразрушенных кварталов.

Старые, покалеченные войной дома стояли словно огромные памятники на забытом кладбище. Из провалов пахло гарью, плесенью, гнилью. На эти запахи Фрида не обращала внимания, они стали ей привычны с той поры, когда она была «кламоттенфрау».

Но вдруг теплый ветер донес откуда-то слабый аромат цветущей липы. Сердце женщины больно сжалось, из глаз брызнули слезы. Это был аромат ее далекой молодости. Так же пахло липовым цветом, когда они с Вильгельмом гуляли в Трептове.

Асфальт на довоенном еще тротуаре был весь в трещинах и щербинах. Фрида споткнулась и едва не упала. Пришлось остановиться и присесть на замшелый подоконник. Она ничего не видела: слезы бежали по обветренным щекам, как жгучие ручейки, казалось, им не было конца.