Олег Попцов - Без музыки

— Если не ошибаюсь, Федор Евгеньевич?

— Он. А вы, собственно, кто?

— Я? — Вопрос показался мне смешным, и я засмеялся, но как-то неуверенно, нервно. — Я Строков, Игорь Витальевич Строков.

— Очень приятно, Игорь Витальевич. Мы вас слушаем.

Выражение «мы» мне тоже показалось смешным. Он стоял передо мной один, но почему-то сказал «мы».

— Собственно, я к Вере.

Федор Евгеньевич поправил очки и посмотрел на меня сквозь стекла очков.

— Вы хотите сказать, что вас интересует наша дочь, Вера Федоровна?

— Именно так. Интересует.

— А вы кто такой?

— Я же вам сказал — Строков.

Отец Веры кивнул головой.

— Игорь Витальевич, вы меня не поняли. Почему вас интересует наша дочь?

— Я ее давнишний знакомый.

— Знакомый?! Хм. Давнишний… — Когда он повторял слова, слегка таращил глаза.

— Мария! — крикнул Федор Евгеньевич, не поворачиваясь. Из кухни выглянула жена. — Вот, давнишний знакомый Веры. Ты его знаешь? — Женщина меня видела первый раз, пожала плечами:

— А черт их разберет, этих молодых мужиков. Я их и вижу-то со спины. Тот тоже вроде высокий. Не знаю.

— А это что у вас? — Федор Евгеньевич ткнул пальцем в сверток.

— Это? Ну, как бы вам сказать, это свадебный подарок.

Отец Веры снова посмотрел на меня поверх очков, проверяя серьезность моих слов.

— Кому?

— Вере Федоровне.

— От кого?

— От меня.

— Очень хорошо. Оставьте.

— То есть как оставить?

— Очень просто. Положите здесь. Я передам.

— Никак это невозможно. — Я потупился, чувствуя неловкость за некстати покрасневшие щеки. Меня смутил этот нагловатый допрос. — Это мой подарок, и передать его я должен сам.

— А что там?

— Где?

— Ну, в подарке, — Федор Евгеньевич постучал паяльником по шпагату.

— В свертке, вы хотите сказать? Там песец. Голубой песец.

— Ой… — Федор Евгеньевич сделал шаг назад. — По нынешним временам — большая ценность. Вы зря ее так носите. Сядете в такси и оставите.

Я не очень понимал, что со мной происходит. Какой-то нереальный, похожий на сновидение разговор. И этот взгляд нагловато-выпуклых глаз, и эти руки, готовые обшарить меня. Было трудно поверить, что передо мной стоит мой тесть. Впрочем, мы квиты. Ему поверить, что с ним разговаривает его зять, будет еще труднее.

— Простите, а где Вера Федоровна?

— Вера? — Его глаза оживились. — Мать, Вера когда уехала?

На кухне невнятно ответили, я не расслышал слов.

— Уехала Вера, — Федор Евгеньевич сочувственно причмокнул губами. — Горящая путевка подвернулась. Домбай. Редкое место. Я там отдыхал.

— Позвольте, как же так! Ведь она собиралась… — Впрочем, я вовремя спохватился. В его глазах появился возбужденный блеск. Мне показалось, что он даже затаил дыхание. За весь разговор он ни разу не спросил о замужестве дочери. Фраза недоконченно повисла в воздухе.

— О чем вы?

— Да нет, так, к слову. Она собиралась провести отпуск в другом месте.

— Возможно.

— В таком случае, разрешите откланяться.

— Ну, право, так вот и уйдете. Нехорошо, — он засуетился, и мне была неприятна его суетливость.

— Нет, нет. Пожалуйста, не беспокойтесь. — Я пятился, чувствуя спиной лестничные сквозняки. Дверь квартиры оставалась открытой, однако тепло, исходящее от нее, не касалось моего лица.

— Все торопимся, торопимся, — бормотал Федор Евгеньевич за моей спиной. — А зачем, куда? Напрасно.

— Да уж ничего не поделаешь, тороплюсь. Меня такси внизу ждет. Я ведь проездом.

— Вот-вот. Напрасно вы этот сверток с собой возите. Кстати, — Федор Евгеньевич тронул меня за плечо. — Я запамятовал. Свадьба-то на какое назначена?

— Свадьба? — я покосился на его мясистый нос. — Свадьба уже была.

— Как была? Когда?

— Обычно. Как и положено быть свадьбе. При большом стечении народа. Шестого сентября.

Дома я с трудом открыл почтовый ящик. За это время адресованная мне корреспонденция спрессовалась в бумажные блоки. Вестей от Веры не было. Два письма подействовали на меня отрезвляюще. В первом мне предписывалось немедленно явиться в ректорат. Вторым было коротенькое письмецо от Морташова. Морташов сочувствовал моей неудавшейся защите и предлагал мне должность заведующего отделом в своем институте.

Зазвонил телефон. Я машинально снял трубку. На удивление, телефон не отключили.

— Старик, это ты?! Ну слава богу, явился наконец. — Я узнал голос Лямина. Такой же ассистент, как я, он проявлял должностную солидарность. — Ректор в бешенстве. Кафедра в трауре. Ковальчук переживает минуты величия — он предупреждал. Твой стол вынесли в коридор. Я предложил поместить его под стеклянный колпак, все-таки легендарная личность. Юмора не оценили.