В школу Маша и Ада поступили почти в один день. Их заметили, более того, их выделяли, и, может, потому они подружились.
У Маши круглое скуластое лицо, глаза колючие, серые, невыразительный нос пуговкой. Говорит Маша зычно, заметно обозначает при этом вдох и выдох. Будь вы даже неисправимым скромником, определенно обратите внимание на Машину грудь — она так выразительно поднимается при каждом вздохе, вы не выдерживаете, краснеете, бес попутал, и отводите глаза в сторону.
Рассохшийся паркет разнозвучно отвечает на стук Машиных каблуков. Сводчатый потолок подхватывает этот стук, после чего стук перестает быть просто стуком, ритмическое эхо: там-там… тэтам, там-там… тэтам…
— Все страдаешь? — В избытке тактичности Машку не упрекнешь. — Фу, упрела вся! И чего несусь, сама не знаю. С ума сойти можно. Сердце сейчас выскочит. — Маша прислоняется к стене, чуточку закатывает глаза. — Вот жизнь… Все строим, строим, рапортуем, перевыполняем, а приличного лифчика купить невозможно… На кого они шьют? В каком веке? Всю субботу потратила — ничего… Куда только не ездила! Нинка Яковлева в Ленинград собирается, так и ей наказала… Пять штук пусть купит. Там, говорят, рижские бывают: не то на поролоне, не то на китовом усе. Тебе не надо?
— Нет, не надо…
— Ну рассказывай. Чего звала-то? Случилось что?
— Ничего не случилось… Просто на душе неспокойно…
— Ха… на душе… Душа, милая, как плохая обувь, и трет, и жмет, дождь прошел — промокает. Лучше босиком ходить. У тебя голова есть. А она, между прочим, думать должна. Опять поссорились?
— Не совсем. Мы просто помириться не можем.
— Ну, Константиновна, ты даешь! Я бы такого парня на руках носила.
— Маша, ведь ты же ничего не знаешь!
— Тогда рассказывай. А то затеяла: знаешь, понимаешь, мне кажется, я чувствую…
— Видишь ли, у меня такое впечатление, будто он меня с кем-то все время сравнивает. — Ада всхлипнула, отвернулась.
— Ну чего ты ревешь?.. Сравнивает! Экая забота… Ты баба красивая. Тебе терять нечего. Подумаешь, сравнивает. Он что, кого на стороне завел?
— Не знаю, ничего не знаю. — Ада опустилась на подоконник, еще раз предупредительно всхлипнула и заревела в полный голос. — Я думала, он такой романтичный, чистый… а он…
— Эх, милая, все мы ждем своего принца… наверное, где-то они и есть. Да нам что-то не попадаются… Дескать, вот откроется дверь, встанет он на пороге. Стройный, как Гамлет, легкий поклон: «Здравствуйте, ваше высочество. Я принц. Мне сказывали, вы меня ждете». Поднял на руки и понес. И все. А кругом охи, ахи: «Слыхали, принц объявился». — Маша стоит, мечтательно прикрыв глаза, и снова повторяет: — «Здравствуйте, ваше высочество…» Н-да. Только все это товарищ Андерсен выдумал. Принцы нынче не те. Им чтоб суп был в меру перчен, и рубашка накрахмалена, и в постели чтоб скучно не было. Век такой, шибко материальный. Ничего не поделаешь.
— Ну при чем тут век? У меня такое чувство, будто он что-то недоговаривает, тяготится необходимостью говорить со мной. Часами сидим в одной комнате и молчим. Послушай, может быть, я помеха ему? У него какие-то честолюбивые замыслы, он день и ночь пропадает на работе.
— Охо-хо-хо! — Маша сложила руки на груди. — Скажи хоть, он тебе писал?
— Когда?
— Вот тебе раз, «когда»! Южную эпопею забыла?
— А-а… Писал.
— А ты?
— Я… Нет. Ты же сама советовала: «Их надо держать в черном теле».
— Советовала, — соглашается Маша. — Да все разве угадаешь? Может, он тоже с приветом.
Ада комкает платок, попеременно прикладывает его то к одному, то к другому глазу.
— А в праздники? Ты в свою Вологду, а мы ведь в Таллин настроились. Отличная компания подобралась — шесть человек. Полдня упрашивала. «Поедем, — говорю, — отдохнешь, развеешься».
— Ну…
— Даже внимания не обратил. «Поезжай, — говорит, — Таллин прекрасный город. А я не могу — срочная работа».
— А ты?
— Я… не выдержала, взорвалась, обозвала эгоистом. Потом разревелась. Неужели надо было пожениться, чтобы у человека пропало всякое желание быть вместе?
— Ну чего ты хнычешь? Коли разлад, согласия не выплачешь. Тут думать надо. Ну обругала ты его, накричала. А он?
— Он… он… Бегает по комнате, сжал голову руками. «Не то, не то ты говоришь. Есть высшая цель, к ней должны идти вместе, рука об руку».
— Господи, достоевщина какая-то! Ну бог с ним. Он остался — ты уехала. А с тобой кто?
— Ты их знаешь, Гоша, Вилорий… Ира.
— Ах, эти… — Маша зевнула, стыдливо прикрыв рот. — Неудачники?
Читать дальше