Людмила Уварова - Концерт по заявкам

Вот чего не было, того не было — удача мне так и не улыбнулась. Я не была везунчиком и не стала писательницей… Но до сих пор я работаю в ежедневной газете. Начинала репортером, теперь — очеркист при секретариате.

Звучит громко, но на самом деле мои обязанности в достаточной мере всеядны. Могу написать очерк, но, если поручат дать интервью с каким-либо интересным человеком, не откажусь. И заметку иногда напишу, и на читательское письмо откликнусь, поеду познакомлюсь, погляжу на все аспекты, проверю то, что следует проверить, потом напишу, как и что.

Одним словом, признаюсь, пусть из меня не вышло писательницы, но журналисткой я все-таки стала.

И, по общему мнению, энергичной, пробивной журналисткой.

Работу свою я люблю. Во всяком случае, до конца дней не мыслю для себя никакой иной…

Способность к сочинительству хотя и не привела меня к писательству, все-таки сумела сослужить мне добрую службу, ведь для журналистки тоже очень важно обладать живостью воображения, наблюдательностью, способностью что-то придумать или хотя бы додумать, домыслить…

Однако никто не знает о том, что я все равно продолжаю сочинять биографии людям, случайно встреченным мною на улице, в метро, в театре или в магазине…

И сочиняю не только их характеры, но и желания, владеющие ими, их радости, горести, заботы, надежды…

Вернувшись домой, я первым делом накормила своих подшефных, собаку, кота и голубя, вывела погулять собаку и отправилась в редакцию на всю ночь, мне предстояло дежурить до утра.

Ехать надо было до метро «Кировская». Редакция находилась неподалеку от моего бывшего дома, зато на довольно большом расстоянии от нынешнего.

В вагоне было много народу, неподалеку от меня сидели две молодые девушки, уткнувшись в книги, возле них стоял пожилой человек, читал газету, рядом старуха в пуховом платке, низко надвинутом по самые брови, перелистывала иллюстрированный журнал, «Смену» или «Экран».

«Страна читателей» — вспомнился мне заголовок статьи французского издателя, недавно приезжавшего в Москву.

Статья была напечатана в нашей газете, на первой полосе. Автор непритворно удивлялся пылкой любви к печатному слову, которая характерна как для совершенно молодых, так и для старых людей.

Я кинула еще раз взгляд на девушек с книгами, на пожилого человека, читавшего газету, на старуху с журналом и подумала, что наш «ас фотоискусства» Ардик Моргунов наверняка нащелкал бы с десяток жанровых снимков с натуры в различных ракурсах.

В руках у меня тоже была книга — «Избранное» моего любимого Грина, но я так и не раскрыла ни одной страницы, потому что глядела в окно, за которым на равном расстоянии мелькали огни тоннеля, и отдавалась бесполезному, бесцельному занятию — думам о том, что могло быть и чего не случилось…

Напротив меня на скамейке уселись трое юношей. Я хорошо разглядела всех троих.

Один — здоровяк, с виду добродушен, одет в роскошное светло-серое кожаное пальто.

Другой одет в нейлоновую куртку, которые теперь почему-то предпочитает носить молодежь, может быть, потому, что такие вот куртки практичны, легки и хорошо держат тепло.

У него круглое, почти детское пухлощекое лицо, одна рука на перевязи, должно быть, вывихнул или сломал.

Третий, самый из всех высокий, но неуклюжий, нескладный, откровенно некрасив. Наверное, он сознает свою непривлекательность, потому что лицо его хранит ироническое выражение, видимо ставшее уже привычным.

Он как бы хочет сказать: «Меня ничто не интересует, мне всё до лампочки, и вы все тоже мне не нужны…»

Но я поймала случайно его взгляд, брошенный на девушку, сидящую рядом, и сразу же безошибочно поняла, что он тянется к радостям жизни, пожалуй, даже сильнее, чем его друзья.

Девушка — самая обычная, в меру толстенькая, розоволицая, пышные рыжеватые волосы выбиваются из-под вязаной шапочки, простенькие, неумело подмалеванные глаза кокетливо прищурены, пухлые, простодушные губы слегка тронуты светлой помадой…

Трое юнцов, встав со скамейки, окружили девушку тесным кольцом и, что называется, выкаблучиваются: подшучивают друг над другом, острят, стараясь привлечь ее внимание.

Особенно усердствовал здоровяк. Правда, его товарищ с перевязанной рукой не отставал от него.

Уж как они потешались друг над дружкой! Как изощрялись во всевозможных остротах, стремясь превзойти один другого…

Кажется, если бы было можно, они бы прошлись колесом по вагону в честь своей случайной соседки.