Борис Зубков - Парадокс Власа Уварова

Б.Зубков, Е. Муслин

Парадокс Власа Уварова

После смены Влас Константиныч по старой привычке пошел на свалку металлолома. Между холмами сине-фиолетовой путанки валялись оплавленные электросваркой куски рельсов, чугунные чушки, ржавые железные кружева из-под штамповочных прессов. На этот раз ему повезло. Он нашел, что искал - пару метровых кусков швеллера, совсем новеньких, еще липких от защитной смазки, и захватил их с собой.

- Опять что-нибудь затеваешь? - подозрительно спросил Меркушкин, когда увидел Уварова с добычей в руках. - Ты во втором пролете место не занимай. Я там новый пресс ставить буду.

Начальником кроватного цеха Меркушкин стал с полгода назад. Строгость и бдительность он почитал основными качествами для руководителя.

- Да так... Ничего... Обмозговать еще надо... - уклончиво ответил Влас Константиныч.

- Хм... Обмозговать. Ну, а с пружинами как, не подведешь?

- Что ты, Мокей Иваныч. Пружин на месяц вперед навили. Наш станок их как семечки...

- Ладно, не хвастайся. Сделал станок, поощрение мы тебе выписали, все честь по чести. Ну, а порядок у меня в цеху для всех один.

Меркушкин окинул взглядом диковатое сооружение, которое громоздилось в углу кроватного цеха, и еще строже произнес:

- Строишь все. А что именно, хотелось бы знать?

- Машину одну, - хмуро ответил Влас и озабоченно постучал молотком по металлу.

- Ну-ну, строй. Только оформить бы не мешало. Чтобы лишних разговорчиков не было. Руководство поставить а известность. А то вдруг каждый начнет сам по себе, что ж тогда будет?

Как-то утром в цех прибежала Люська, курьерша из заводоуправления.

- Уварова к главному инженеру, - бросила она и понеслась дальше.

Влас Константиныч аккуратно повесил промасленный фартук на гвоздик, вымыл руки в мутной эмульсии пополам с ароматными сосновыми опилками, протер очки большим и очень чистым носовым платком и неторопливо вышел из цеха.

Секретарша главного инженера встретила его с какой-то даже судорожной приветливостью.

- Андрей Макарыч вас уже ждет, проходите, пожалуйста.

- А, товарищ Уваров, здравствуйте, здравствуйте. Присаживайтесь. Как у вас там дела в цеху? Как ваш станок? Как работается?

- Станок, как станок, что ему делается. Пружин уже на месяц вперед навил. А вот с материалами туго.

- Да, понимаю. Но что поделаешь? - Андрей Макарыч развел руками. - Рад бы в рай, да грехи не пускают.

- Уже пятый год пробиваю...

- Ну так что ж, что пятый. Один иностранный изобретатель, Ванкель, над своим двигателем тридцать лет думал. Терпение в таком деле надо иметь. Нельзя же все дела бросить и одними изобретениями заниматься. Ну, ладно, не в этом сейчас дело. Вы, говорят, тоже какой-то... э-э... двигатель затеяли, а?

Влас Константиныч не спеша подышал на очки.

- Я изобрел вечный двигатель, - просто сказал он, как будто речь шла о напильнике или о гаечном ключе. - Совсем немного доделать осталось. Вы только распорядитесь, чтобы Меркушкин мне не препятствовал.

- Да, конечно, конечно... Ну, а может, вам сперва отдохнуть, отвлечься? Понимаю, что огорчений было немало, у каждого изобретателя их... Съездили бы в Крым, на Кавказ...

- Сейчас никак не смогу. Доделаю двигатель, вот тогда и поеду, - твердо сказал Уваров и в упор посмотрел на главного инженера. Тот смущенно отвел глаза.

- Года три назад вы еще какое-то летающее яйцо предлагали...

- Да чего о нем вспоминать. Вы же сами сказали тогда, что идея эта бредовая, летательный аппарат на таком принципе сделать, мол, невозможно. Нет уж, лучше я верным делом займусь. Я тридцать лет на заводе работаю. Сейчас, Андрей Макарыч, об одном только прошу - пусть мне не мешают. А я уж тогда сам со своим двигателем справлюсь.

Влас Константиныч встал и тихо пошел к двери. Главный инженер вздохнул, покачал головой и снова снял телефонную трубку.

Ночью в кроватном цеху послышался шум. Скрипел жестяной кожух. Внутри него что-то свистело, хрипело, повизгивало. Глухо вздрагивал пол. Вахтер Федулыч, человек нервный и бессонный, срезу забеспокоился, тревожно прислушался. Никак пробрался кто в цех? А зачем? По какому такому делу? Федулыч грозно нахмурился, тряхнул музейной берданкой и, шаркая мохнатыми валенками в оранжевых галошах-самоклеях, зашагал к воротам цеха. Шум становился сильнее. Слышались вздохи, хрустело железо. Как будто старорежимный леший в футбольных бутсах бегал по крыше. Бдительный заводской страж мысленно перекрестился и рывком распахнул дверь. Приложив руку козырьком, он всмотрелся в глубину цеха. Но там не было ни души. Притихли работяги-станки, застыл наверху кран. Зато вовсю работала машина Власа Константиныча. Хлипкий кожух ходил ходуном, корежась, как студень. Вертелись колеса, вверх и вниз мчались матерчатые ремни в частых заплатах. Откуда-то изнутри слышались вздохи. Будто какие-то поршни накачивали и выпускали воздух.