Борис Зубков: Парадокс Власа Уварова

- Ура! - это закричал от избытка чувств Елкин. - Вот тебе и французская Академия.

- Помолчи, - одернул его Бончиков, - дай-ка сообразить, в чем тут дело.

Игривое настроение, в которое его всегда приводил разговор с "нашим заводским Кулибиным", исчезло бесследно. Шутка оборачивалась чем-то серьезным. Не может быть, чтобы Влас Константиныч... Не может быть просто потому, что не может быть. Наверняка какой-то подвох. Но какой? Бончиков воспринимал вращение диска, как личную обиду. Никогда раньше слесарь не показывал эту игрушку. В дураках был теперь уже не только Потехин, но и он сам, Бончиков, инженер новой формации с солидной теоретической подготовкой, хорошо знающий физику и термодинамику.

А диск тем временем продолжал равномерно крутиться, как ни в чем не бывало. Простое устройство - подставка, ось и сам диск. Никаких коробок, кожухов, экранов, где можно было бы спрятать моторчик, электрическую батарею или еще что-нибудь.

- Ну-ка, остановите модельку, - попросил Бончиков.

- Остановить? - Влас Константинович осторожно затормозил диск большим пальцем. Диск-мухомор секунду как бы раздумывал, а потом дернулся раз, дернулся два и снова начал вращаться, упрямо набирая скорость.

Все молчали. Бончиков наморщил лоб, пытаясь взглядом пронзить модель... Слишком нелепо. Оскорбительно для науки. Фундаментальный закон природы и... слесарь из кроватного цеха. Эйнштейн, правда, тоже был в молодости не бог весть кем, но то же Энштейн...

Потехин тем временем не спускал глаз с модели. Выражение лица у него менялось быстрее, чем диск-мухомор набирал обороты. Сначала брезгливо-презрительное, потом настороженное, затем удивленное. Теперь оно стало каким-то восторженно-умиленным, как у мальчишки, которому снится собственная собака или велосипед.

- Гм, неплохо, нужно признать неплохое конструктивное исполнение. И цвета гармонируют друг с другом. Только, знаете, я бы на вашем месте покрыл подставку зеленым лаком.

- Зеленым? - Влас Константиныч прищурил глаз и слегка наклонил голову. Отчего ж, можно. Пожалуй, вы правы, будет красивей.

- Ну, а с мощностью как, замеряли? Крутящий момент, обороты? - озабоченно спрашивал Потехин.

- Да я вам уже раньше говорил. Энергию-то вырабатывает, но вот с мощностью пока плоховато. Не тянет, - Влас Константиныч сокрушенно вздохнул. - А может, вакуум через кирпичные стены плохо проходит.

- Да, да, все может быть. Но это не принципиально. Наука поможет, даст бог, вместе доведем. А вы приезжайте в наш институт. Нам как раз удалось заполучить одного крупного изобретателя Мылкина. Слышали? Он тоже над преодолением кой-каких законов природы работает. С помощью генетики-кибернетики. Очень масштабное дело, что и говорить. Приезжайте, вместе подработаем.

Педант Потехин захотел прославиться.

После эпизода с Потехиным конструктора оставили Власа Константиныча в покое. Чудак он, конечно, над химерой работает. Ну, и пусть. Его дело. Человек упрямый, настойчивый, на все свой резон имеет, попробуй такого переубедить. Тем более что в его безумии есть система, как сказал Семирусов. Он любил щегольнуть образованностью и запузырить что-нибудь из Шекспира или из "Двенадцати стульев". А главный инженер вызвал Меркушкина и еще раз сделал ему строгое внушение - не препятствовать. В конце концов, цех не обеднеет, если токаря выточат Власу Константинычу пару деталей из отходов. Чуткость надо проявить к человеку, не огорчать, не дергать, тем более работу свою выполняет хорошо, все делает вовремя, ну, а безумствует только по вечерам, никому не мешает, переутомился и все. Отдохнет, а там гляди какие еще нужные вещи для кроватного цеха создаст.

Так говорил главный инженер, и Меркушкин понимающе кивал головой. Что же он, лютый зверь, что ли? Тоже понимает. Человек заслуженный, пожилой, и если цех не взорвет, тем более под ответственность начальства, так пусть ковыряется. Своим трудолюбием он только хороший пример будет подавать молодежи.

Так ответствовал главному инженеру Меркушкин. А Влас Константиныч, чувствуя молчаливое попустительство и даже одобрение, активизировал свою деятельность. Мальчишки-ремесленники почтительно вытачивали ему болты, таскали блестящие кусочки алюминия, а монтер с телефонной станции паял какие-то радиосхемы.

- Теперь без электроники и ни туды, и ни сюды. Не хуже меня понимаешь, Митя, - приговаривал Влас Константиныч и прятал очередной кусок эбонита, усыпанный мелкими, что булавочные головки, диодами и триодами в свою рабочую тумбочку. Сам двигатель, всегда накрытый жестяным кожухом, никто ни разу не видел: Влас Константиныч занимался сборкой лишь поздно вечером, и то если в цеху никого не было. И каждый раз тщательно запирал кожух на три тяжеленных купеческих замка.