Людмила Уварова - Концерт по заявкам

Я бы спросила, поют ли по-прежнему двери, сколько мы их тогда ни мазали, они не переставали петь, и прилетают ли голуби на подоконник в кухне, и не срубил ли кто-нибудь старый тополь во дворе…

Теперь, стоя под дождем, глядя на окна, за которыми некогда проходила день за днем моя жизнь, я думала о властной, неодолимой силе прошлого, которому суждено подчас долго жить в душе, и о том, почему нам, людям, не дано предвидеть своего будущего.

Ведь тогда всем жилось бы значительно лучше, легче и можно было бы избегнуть многих роковых, непоправимых ошибок…

Неожиданно свет в одном окне погас. Я словно опомнилась, осознала, что здорово замерзла, вымокла, что уже поздний вечер и надо спешить домой. И я торопливо зашагала к остановке троллейбуса номер пятнадцать.

Люблю видеть на улице дворняжку, которая идет рядом с хозяином. Или бежит впереди него, или он ведет ее на поводке.

Одним словом, люблю, когда у беспородных собак имеется хозяин. Тогда у меня появляется такое чувство, будто мне преподнесли хороший подарок.

Тогда я становлюсь оптимисткой, и даже самый серый, бессолнечный, пасмурный день представляется мне радостным, залитым солнцем.

Не знаю, замечал ли кто-нибудь, кроме меня, как смешно встречные собаки осматривают друг друга?

Они очень вглядчивы и видят обычно друг друга еще издалека, где-нибудь даже на противоположной стороне.

Глаза их загораются, они пристально, не отрываясь, глядят одна на другую, серьезно, вдумчиво, изучающе, а когда проходят мимо, еще повернут голову и кинут взгляд вслед.

Правда, бывает и так, что они разражаются лаем, с первого же взгляда невзлюбив друг друга.

Интересно, почему? Какая мысль пришла им в этот момент в голову? О чем они подумали?

Само собой, нам, людям, не узнать. А ведь какие-то мысли и соображения наверняка возникли в их мозгу. Как пить дать, возникли…

Однажды, еще в начале своей работы в редакции ежедневной газеты, я опубликовала интервью с известной укротительницей львов.

Я долго добивалась свидания с укротительницей, а ей все было некогда. Наконец она милостиво согласилась встретиться со мною в метро.

— Простите, дорогая, — журчал в трубке ее мелодичный, изысканно нежный голос. — Простите великодушно, но, поверьте, у меня ни минуты лишней. Верите?

— Верю, — ответила я, вздыхая. — Как не верить?

— Правда, есть одна отдушина, — продолжала укротительница. — Я еду на шестидесятилетие знаменитого клоуна…

Она назвала имя, известное в дни моей юности каждому школьнику.

— Он живет на Русаковской, я буду ехать от «Дворца Советов» до «Сокольников», так что давайте встретимся возле метро «Дворец Советов» и проедем вместе до «Сокольников». Согласны?

Что мне оставалось ответить, кроме одного слова «согласна»?

Я узнала ее сразу — малинового цвета пальто с серым песцом, песцовая же шапка колоколом, а под ней хорошо знакомые по афишам аккуратно намазанные глаза, губы в яркой помаде, на лбу густая каштановая челка.

Она удивленно воззрилась на меня, когда я подошла к ней.

— Какая же вы юная! Совсем еще девочка!

— Это плохо? — спросила я.

— Нет, — она улыбнулась, мне показалась ее улыбка немного насильственной, словно она не хотела, но заставила себя улыбнуться. — Это скорее прекрасно, хотя, как вы и сами позднее поймете, проходит с годами бесследно.

Протянула мне руку в тугой лайковой перчатке.

— Не сердитесь, милая девочка, я не привыкла к таким молодым корреспондентам…

Я ответила:

— Но вы же сами сказали, что это проходит бесследно. Так что в следующий раз я уже не покажусь вам столь зеленой…

— Поживем — увидим, — сказала она.

Мы вошли в метро, в задний вагон. Народу в вагоне оказалось очень много, хотя до вечера, до часов пик, было еще довольно далеко.

Укротительница стояла рядом со мной, я видела, как она безуспешно оглядывает сидящих на своих местах пассажиров. Должно быть, ей страстно хотелось сесть, и в то же время она еще более страстно боялась, чтобы ее не посчитали пожилой и не уступили ей место.

Она повернулась ко мне, не удостоив больше никого взглядом, и стала рассказывать, не дожидаясь моих расспросов.

Очевидно, сказалась давняя привычка общаться с журналистами.

Вот тогда-то я и услыхала от нее, что животные умеют думать, что они соображают подчас даже не хуже людей.

Я не записывала ее слова, потому что трудно было, стоя в вагоне, писать что-либо, и потом, то, что рассказывала она, было настолько близко мне, что я хорошо запомнила каждое ее слово.