Владимир Попов - И это называется будни

— Хотите воспользоваться сложившимися обстоятельствами, чтобы не улучшать явно плохого проекта! — неожиданно озлился Збандут. — Вспомните позицию Рудаева, когда он возражал против копирования неудачного таганского цеха! Повторение ошибки — преступление. Тогда, насколько мне известно, эта позиция вам импонировала, поскольку вас не касалась. — Чтобы усмирить себя, Збандут стал катать в пальцах незажженную папиросу. — Я лично считаю: ошибся — исправь. А тем более — не повторяй.

— Третью степень газоочистки проектировать не будем, — сварливо повторил Штрах, не подобрав ничего толкового в свою защиту.

— Тогда проконсультируйте проект.

— Какой?

— Я предвидел, что вы упретесь, и поручил разработать другой вариант газоочистки. Можете ознакомиться. — Збандут разостлал на столе план общего вида модернизированной установки.

Штрах вынужден был признаться себе, что не все разглядел в Збандуте. Что он человек отважный, умеющий отстаивать свои позиции, было вне всякого сомнения. Но, оказывается, и в прозорливости ему нельзя отказать. Как в шахматы играет. Сделал один ход, другой, и вдруг — шах. Извольте ознакомиться с готовым проектом.

— Чей? — уже ревниво спросил Штрах.

— Проектного отдела завода.

Первое, что бросилось в глаза, — одна стометровая труба вместо шести низких, и Штрах оценил такое решение. Метод мокрой очистки дымовых газов, давно известный, испытанный и успешно применяемый, тоже не мог вызвать споров. А Штраху смерть как хотелось найти в проекте хоть какие-нибудь дефекты. Только не было сил — сказывалась усталость физическая и нервная, и отяжелевшая голова работала плохо. А взять проект с собой — это выглядело бы как начало капитуляции. Нет, надо зарезать заводской вариант тотчас, не сходя с места, как режут не колеблясь строгие экзаменаторы незадачливых учеников.

Но Збандут предвидел и такой ход. Не дав Штраху долго раздумывать, он предложил забрать проект в гостиницу. Посмотрит, когда отдохнет, и, если грубых ошибок не обнаружит, утвердит его — без визы генерального проектировщика любые проекты и сметы не являются для банка законными документами.

Что оставалось делать Штраху? Он бросил пачку чертежей в широченный портфель и, малообещающе кивнув на прощанье, отправился в гостиницу, намереваясь прежде всего отлежаться.

Только прийти в норму ему не удалось — слишком был взбудоражен. Прилег на диван — не лежалось. Взялся за газету — не читалось. Вышел на балкон.

Вдали виднелось море. Предвечернее солнце, разлив свое щедрое свечение, окрасило его в неистовый сине-багряный цвет, и Штраху до скрежета зубовного захотелось полежать на песке, поплавать. Но добраться до берега не так просто. Два квартала до автобуса, к тому же ехать еще немало, чтобы попасть на пляж. И все же проветрить мозги надо было. На аглофабрике он, как ни сдерживал себя, испытал нервную встряску. Тяжко видеть людей, задыхающихся от дыма по вине руководимого тобой института. Безусловно, у него есть оправдание. Такой фабрики еще никто не строил — самая крупная в Европе. И специалистов ему вовремя не дали. Но консультантов он мог пригласить? Мог. Что же помешало? Материальный расчет? Нет. Не собирался он экономить тысячи рублей, когда тратятся миллионы. Так почему не пригласил? Но если бы это была единственная его вина. Их накопилось немало. Теперь, правда, с каждым годом грехов у него все меньше, и каждый грех помельче: великое дело — опыт. Надо же было так просчитаться ему с этим проектом!

Захотелось вырваться из тернового венца цепких, колючих мыслей, обрести хоть на короткое время покой. Штрах надел ситцевую рубашку-апаш и, спустившись по лестнице, очутился на главной улице.

Прекрасная пора лето. Можно развеселить душу просто бесцельным шатанием по улице. Блестят человеческие глаза, сверкают витрины, вокруг гул, взрывы смеха — словом, жизнь бьет ключом. Штрах сразу почувствовал себя лучше. Шел, беззастенчиво рассматривая прохожих, особенно девушек. Он и раньше слышал, что Приморск славится хорошенькими девушками, — изрядно здесь понамешано разных кровей: греческая, армянская, болгарская, даже турецкая, — а сегодня воочию убедился, что слухи эти не преувеличены. Миловидные, теплоглазые, цветущие — кровь с молоком. Главная улица была запружена людьми, в основном молодежью, шумливой, суетливой, звонкоголосой. Промелькнет иногда степенная молчаливая пара, как океанский корабль среди катеров и яхт, — и снова безудержные раскаты смеха и веселый гам. Одеты все хорошо. Нарядно и разнообразно. Явно заметен западный налет, что, впрочем, естественно для портовых городов.