Владимир Попов - И это называется будни

Лаконичность ответа побудила Штраха прервать дальнейшие изыскания в области родственных связей.

— Наталья Серафимовна, дайте мне возможность сосредоточиться на проекте, — сказал он, не найдя более удобной формы, чтобы отделаться от посетительницы.

Наташа быстро поднялась.

— С вашего разрешения я подожду в вестибюле.

— Но это не час и не два…

— Я дождусь. Иначе завтра вы уедете, и пока суд да дело… Вы видели, чего стоит побыть там даже совсем немного.

— Учтите, мне работы на всю ночь.

— Тогда я появлюсь утром. В семь. Но только… Эммануил Семенович, пожалуйста…

Наташа не доверяла Штраху. На аглофабрике он явно ускользнул от нее, какая гарантия, что на сей раз не сделает то же самое? Потом ищи ветра в поле.

Много ли времени нужно опытному глазу, чтобы оценить качество проекта такого по сути несложного устройства, как мокрая газоочистка? Штрах еще в кабинете Збандута увидел, что проект сделан грамотно, и взял его не столько для проверки, сколько из приличия. А еще — чтоб выгадать время для размышления. Он мог бы попросить эту непреклонную девицу подождать, пока просмотрит проект как следует, но не хотелось идти у нее на поводу. Хорошую свинью подложила, предав гласности огрехи новой аглофабрики. Не сделай она этого, было бы легче — стыд перед самим собой жжет меньше, чем стыд перед людьми.

Но злоключения Штраха визитом Рудаевой не кончились. Едва она ушла, как позвонил начальник аглофабрики. С ним, правда, Штрах завершил разговор довольно быстро — отбурчался и повесил трубку. А вот со Збандутом, который позвонил следом, так не получалось: тот мытарил его у телефона довольно долго. Не удивительно, что у Штраха сложилось впечатление, будто здесь все сговорились зажать его в тиски, взять измором.

Чертеж за чертежом, эскиз за эскизом Штрах просмотрел проект. Что ж, экономно, грамотно. Внимательно прочел объяснительную записку. Лаконично, но весьма убедительно. Заводские проектировщики прекрасно знают свое дело, потому что все они, как правило, работали в цехах. Эти не соорудят в избе сани, которые нельзя выволочь через дверь, не станут тащить корову на крышу, чтобы покормить соломой, что с работниками его института случается сплошь и рядом. И ничего не поделаешь. Кадры сложились до него, как складываются под влиянием времени слои почвы. Предыдущий директор института не мог противостоять настояниям разных влиятельных пап, просьбам знакомых и напринимал сотрудников отнюдь не по признакам одаренности и компетентности. Теперь приходится расплачиваться. Разогнать бы добрую треть своих проектировщиков да взять с заводов. Вот это была бы сила! Только нет такой статьи в трудовом законодательстве, по которой разрешалось бы увольнять за бездарность. За прогулы — можно, за пьянство — можно, а бездарность неуязвима, больше того — надежно охраняется законом. Способный человек будет проситься — откажешь: нет места, штатное расписание, а эту серятину терпи. И отдувайся за них, и даже защищай, когда они запарываются. Но чем оправдаться перед людьми, которым приходится работать в плохо спроектированном цехе? Есть, разумеется, в институте личности одаренные, им по плечу любое сложное задание, и они, собственно, тянут на себе весь воз. А какая радость им от этого? Конструктор думающий, изобретающий вкладывает свои идеи, как правило, в меньшее количество листов, чем человек репродуцирующий, и потому соответственно меньше зарабатывает. Так построены расценки, что платят с листа. Сколько раз говорили в самых разных сферах, сколько бумаги извели — и что? Все осталось по-прежнему. И нынче на доске Почета в проектном институте красуются те, кто перевыполняет норму, в основном копировщицы. А конструктора, который по-новому решил сложный узел и тем самым помог заводчанам поднять производительность труда, там не увидишь. Нет формальных оснований. Он выпустил за неделю два чертежа, а девушка рядом, самая заурядная, но бойкая, набившая себе руку на стереотипных решениях, отгрохала за это время десять листов. И когда дело дойдет до распределения санаторных путевок, первым претендентом тоже будет она. И квартиру ей первой дадут.

Так чем же стимулировать творцов? Кто должен поощрять проектировщиков? Проектный институт? У него нет средств на эту статью расхода. Заказчик? Он не имеет законных оснований. Вот и висят эти вопросы в воздухе годами.

Штрах вышел на балкон. Между кронами акаций легко просматривался фосфорический блеск моря. А на черном небосводе, лежавшем над земным простором сплошным пологом, — луна, вернее, ломтик луны с обгрызенным краем и накаленные звезды. Воздух сегодня ароматный, терпкий, настоящий лирический южный воздух, и тишина во дворе тоже лирическая, наполненная шепотом, приглушенным шумом прибоя и неумолчной перекличкой цикад. Чудо-существа. Недаром древние греки говорили, что цикады — те же люди, но настолько занятые музыкой, что им некогда заниматься земными делами. Но почему все, что он слышит и видит, он воспринимает бесстрастно? Только регистрирует, только как бы записывает на ленту видеофона. Пресыщенность старости? Так нет же, черт побери! Его еще волнуют милые девичьи лица, он еще способен реагировать на нежный взгляд, на ласково оброненное слово.