Владимир Попов - И это называется будни

— Так ли? — усомнился прокурор.

— Не совсем. Взыскание вынес побитому. По чужим бабам не ходи, тем более когда своя есть.

Прокурор отбыл, оставив Подобеда в полной неизвестности в отношении своих намерений. Возможно, сделал это с умыслом, а возможно, не знал еще, что предпримет в дальнейшем.

Гуманный приказ Збандута вполне устраивал Подобеда, и ему очень хотелось, чтобы на этом печальная история с домной завершилась. А вот если прокурор, в силу своего служебного рвения, затеет следствие, трудно предугадать, чем все закончится. Судебную машину, если она уже завертелась, не так просто остановить. И все же Калинкина ни в коем случае в обиду давать нельзя. Добропорядочный малый, за себя постоять не умеет, к таким нужно подходить особенно чутко.

Невольно вспомнил поведение Шевлякова на комиссии. Неплохой актер, сукин сын. Так разыграл невинность, что любого мог убедить. И вдруг одолело тревожное любопытство: а как Шевляков поведет себя, если прокурор оформит дело на Калинкина? Неужели и тогда не дрогнет и будет стоять на своем? Это нужно было бы знать на всякий случай.

Подобед выглянул в окно. Машина у подъезда. Спустился вниз и поехал в доменный.

Злополучная доменная печь и без трубы работала довольно хорошо. Шел выпуск. По канаве, утрамбованной песком, с подвижностью скорее воды, чем металла, поигрывая голубыми язычками пламени и стреляя звездочками искр, деловито торопился расплавленный чугун к месту своего успокоения — к подставленным ковшам.

Заглядевшись на эту картину, красивую и неизменно впечатляющую, Подобед на какой-то миг забыл о цели своего появления в цехе и, когда Шевляков вырос перед ним, задал стереотипный вопрос: как дела, как с планом?

Шевляков стал жаловаться на руду, на снабженцев, на нехватку рабочих. Тон обычный, голос бодрый, а глаза виновато-настороженные: не затем пришел, знаю.

И Подобед решил не играть с ним в прятки. Спросил без обиняков:

— Надеюсь, приказ вас устраивает?

Метнулись глаза у Шевлякова. В сторону, еще раз в сторону.

— Суровее, чем я предполагал, но мягче того, что полагалось бы.

Неожиданно для Подобеда и так сразу. Начало обнадеживающее.

— Это ж почему? Прошла гроза — на чистосердечность потянуло?

— Тянуло все время, да… — Шевляков теперь уже бесстрашно посмотрел в глаза парторгу. — Расставаться с заводом не хотелось. Прикипел.

— Небось Калинкина упросили, уластили?

— Да вы что! — замахал руками Шевляков. — Он меня упросил. «Как ни крутите, говорит, я машину разбил, я в милицию попал, я трубу завалил». Бессмысленно за одно дело нести двум наказание. И, как видите, с ним ничего страшного не случилось. Походит месяц-другой в разнорабочих — снова на своем месте окажется. А к тому времени автоматику наладим.

— Эх, автоматика…

Шевляков не дал Подобеду закончить фразу, которая предполагала крепкую концовку. Попробовал смягчить ее.

— Да, рассейская черта: пока гром не грянет…

— А если гром разразится над Калинкиным? Только что от меня прокурор уехал. Собирается…

— Думал я об этом. Обо всем думал. Тогда у меня выход один: приду на суд и расскажу, как все получилось. А там уж будь что будет…

— А там… Увидите скамью подсудимых, решите, что она для вас узковата, негабаритна, — Подобед окинул выразительным взглядом грузную тумбообразную фигуру Шевлякова, — и опять полезете в кусты. Я не я и хата не моя.

— Своим признанием вам я сжег корабли, — проговорил Шевляков твердо.

— Валентин Саввич, в какое время выезжаете на заседание в обком?

— А что?

Дыхание в телефонной трубке. Не видя Збандута, Подобед пытается установить, насколько удобно ему набиваться с просьбой.

— Моя машина на профилактике, а с Додокой не хочется, — стал объяснять он с некоторой заминкой. — С ним разве проедешь запросто? Обязательно заставит держать полный отчет о работе, как на перевыборном собрании. Зря время терять не любит.

— Ладно. Но учтите — я отчаливаю в семь утра.

— Чего это?

— Завернем попутно к рыбакам.

Шоссе идет вдоль завода, растянувшегося на семнадцать километров, и Збандут, не отрываясь, смотрит на эту виденную-перевиденную картину. Анатолий Назарьевич ведет машину на второй скорости, знает, что его проклинают шоферы всех машин, следующих за ним цугом, — обгон на этом участке запрещен, но не может отказать директору в удовольствии полюбоваться лишний раз видом завода.

Проплывают мимо силуэты доменных печей. Первая — маленькая, вторая — тоже невелика, третья — уже солидная, четвертая и пятая — исполинские, богатырски важные. Разных годов постройки, они, как на ступенчатой диаграмме, иллюстрируют технический прогресс страны.