Владимир Попов - И это называется будни

Все же начал с Шевлякова. Выговор? Мало. Строгий? Тоже мало. Взыскания, наложенные на Шевлякова и на Калинкина, должны быть равнозначны, но выговором Калинкину не отделаешься. Самое малое, что можно себе позволить, — это снять его с работы. Так и записал против фамилии «Калинкин». Теперь определилась мера взыскания для Шевлякова: «Просить министерство освободить Шевлякова от обязанностей начальника цеха». Но чтобы никому не вздумалось увольнять их с завода, приписал: к строке о Калинине — «…перевести в бригаду по уборке мусора», к строке о Шевлякове — «…назначить заместителем начальника цеха».

Такая мера воздействия находилась в явном противоречии и с актом комиссии, и с общественным мнением, но она была единственно возможной и позволяла сохранить людей на заводе. В министерстве, конечно, сочтут, что в отношении Шевлякова допущен перебор, в отношении Калинкина недобор. Если вызовут для объяснения, он сумеет доказать правомерность наложенных взысканий, если не вызовут, — тогда к его прегрешениям добавится еще два: чрезмерная жестокость в отношении руководителя цеха и попустительство аварийщику.

Внимательно перечитал текст, поморщился и подписал.

Дал Ольге Митрофановне отпечатать. К обычному списку людей и организаций, которым должен был разослать приказ, добавил: «В прокуратуру», «В газету «Приморский рабочий», «Лагутиной».

— А Лагутиной для чего? В порядке особого внимания? — осведомилась Ольга Митрофановна.

— Это важная веха в истории завода, которая может иметь неожиданные последствия, — не моргнув глазом ответил Збандут.

Прокурор ошалел, прочитав приказ директора. Все карты перепутаны, сложный пасьянс надо раскладывать сначала. За разъяснениями решил отправиться на завод. Но не к Збандуту. К Подобеду. С ним у него давние контакты, разговаривать можно откровенно.

В кабинете у Подобеда был посетитель, и прокурор присел на стул в ожидании, пока закончится беседа.

— Я вас все же прошу подправить мой доклад, — требовательно говорил посетитель.

— А для чего? — невозмутимо спросил Подобед. — Доклад — это лицо человека, и оно должно быть свое.

Так ничего и не добившись, посетитель ушел.

Положив перед секретарем парткома акт комиссии и приказ по заводу, прокурор признался, что Збандут сбил его с толку. Советовал подождать выводов комиссии, он так и сделал, дождался, стал оформлять дело на Калинкина, а теперь что получается? Надо либо отдавать под суд обоих, либо никого.

— А вам обязательно хочется кого-нибудь судить? — спросил Подобед с самым серьезным видом. — Или обязательно надо?

— Я не могу не верить акту, подписанному столькими специалистами.

— У нас есть возможность выбрать тот документ, который больше устраивает.

— Меня устраивает истина. А я ни в том, ни в другом случае ее не вижу.

— Хотите знать, где она? Хотите? — Подобед с любопытством присматривался к озадаченному прокурору. — Она в статье Лагутиной. Но неоспоримость ее недоказуема. И отличие директора от вас в том, что он может руководствоваться своей убежденностью, а вы связаны буквой закона.

— М-да. В таком случае я вытряхну у них истину.

Металлическая нотка в голосе прокурора не понравилась Подобеду. И лицо у прокурора жестковатое. Лицо рубаки. Впрочем, он на самом деле прошел нелегкий путь пехотинца от Сталинграда до Берлина. И Подобед решил поискать к нему подход.

— Вы мне рассказывали, что были на фронте.

— Четыре года. С первого и до последнего дня.

— А Шевляков — двадцать три. Да, да. Доменное дело не легче фронта.

— Тоже сравнили…

— А почему не сравнить? Такое же постоянное напряжение и непредвиденные события. У вас выходные дни есть? Дни, когда вы можете отключиться от работы и не думать о ней? А у Шевлякова нет. Таков уж этот пост. У всех в цехе есть возможность забыть о работе, а у начальника цеха — нет. Он даже в отпуске начинает утро с того, что звонит в цех. Бывало, о перешихтовке давал команду из Ялты. Ну какая радость вам от того, что вы посадите этого труженика на скамью подсудимых? Сердечник, гипертоник…

— Из вас хороший адвокат получился бы.

— А мне в этом кресле приходится совмещать две роли — и обвинителя, и защитника. И я могу переходить от одной роли к другой в зависимости от того, как проясняются обстоятельства дела. В этом мое преимущество перед вами. Кроме главного.

— А главное?

— Я имею больше возможностей, чем вы, подходить не формально, а по существу. Ну вот хоть недавно. Застал один рабочий у своей жены искателя приключений и набил ему морду. Вы бы драчуна судили, а я отпустил с миром.