Владимир Попов - И это называется будни

В это же время на разливке рабочие проклинали Сенина. Густой, холодный металл медленно заполнял изложницу, образуя на поверхности множество заворотов и поясков, которые затем, в прокате, превратятся в рванины.

Вторая плавка. Вторая продувка. Хотя давление кислорода было нормальное, Сенин заметно нервничал. Покусывал губу, как-то странно дергал плечами. Однако присутствие Рудаева, который к тому же сохранял полное спокойствие, вселяло в него некоторую уверенность. И все же он сказал:

— А не правильнее ли было бы, Борис Серафимович, поручить это техническому отделу? Лучше, если неудачи будут списывать на их счет, а не на ваш.

— Ждать, пока они составят план исследований, пока утвердят, пока раскачаются… К тому же я привык отвечать сам, когда что поручаю, а не взваливать ответственность на тех, кто исполняет. Если у нас получится… Знаешь, что это такое?! — Чтобы поднять Сенину настроение, Рудаев стал выкладывать свои соображения: — Кто сказал, что проектная мощность — предел? Это только первая ступень освоения, трамплин для прыжка. В дальнейшем мы сможем увеличить подачу кислорода, а это — главный резерв роста выплавки, да еще какой! И, кстати, неизведанный. А огнеупоры сколько нам могут дать! Удастся увеличить их стойкость — здорово сэкономим время на ремонтах. Опять же лишний металл. — Поправился: — Хотя металл никогда не бывает лишним. И вообще, Женя, когда видишь завтра, уже сегодня становится жить легче.

Сенин посмотрел на Рудаева откровенно влюбленными глазами.

— Я лично, Борис Серафимович, согласен и работать тяжелее, и денег получать меньше, лишь бы один день не был похож на другой. Приятно сознавать, что обогащаешься.

Пристально вглядевшись в пламя, Сенин взялся за рычаги, и конвертор повалился набок.

Замерили температуру, достали пробу. Металл нагрет нормально, можно спокойно выпускать плавку.

— Вот теперь осталось проверить качество стали после прокатки — и пусть технический отдел разрабатывает режим большегрузной плавки, — сказал Рудаев. Тряхнув Сенину руку, вышел за дверь, но тотчас вернулся. — Черные дни, Женечка, миновали, мы вырвались на оперативный простор. Будем браться за планомерную творческую работу. Люди в цехе в основном молодые, надо приучить их думать, чтоб не закостенели мозги. Между прочим, мне кажется, что пришла пора организовать при цехе технический совет. Оргсекретарем опять-таки будешь ты.

— Постарше б кого-нибудь. Коллектив для меня новый.

— Справишься. Дело не в возрасте, дело в потенциальном заряде, который несет в себе человек.

— Переоцениваете меня, Борис Серафимович.

— Просто ценю, Евгений Игоревич.

Возвращался Рудаев домой поздно — на башенных часах горисполкома уже пробило десять, но усталости не испытывал. День проведен с пользой, и сознание этого бодрило, вызывало нервный подъем.

Выйдя во дворе у своего подъезда из машины, заметил приближавшуюся Жаклину. Можно было избежать встречи с ней — кивнуть и пройти в подъезд, но это выглядело бы как бегство или пренебрежение. Пошел навстречу, протянул руку.

— Вот так, живем в одном доме, а на глаза друг другу не попадаемся, — прощебетала Жаклина с такой веселой улыбкой, будто это нисколько ее не огорчало.

— Разные орбиты.

— Ну конечно. Моя — околоземная, твоя — космическая.

— С Юрием помирилась?

— Я с ним не ссорилась. Ссорились вы.

— Он, между прочим, совсем неплохой парень.

— Да. Гораздо лучше, чем ты. Более непосредственный. Что думает, что чувствует — все на лице.

— Нет школы жизни. А почему бы тебе…

Жаклина метнула неприязненный взгляд.

— Благодарю за переадресовку. Но ты забыл, что переадресовывают письма, а не чувства. — И, горделиво подняв голову, пошла к своему подъезду.

Поднимаясь по лестнице, Рудаев услышал, как у него в квартире разрывался телефон. Открыл дверь, схватил трубку. Звонил Гребенщиков.

— Что там отчубучил Сенин? В ковше остался «козел» тонн на десять. Разберитесь и накажите.

— Не могу. Продувку вел я.

— Примите мои поздравления.

Рудаев доложил, что и как произошло, какие выгоды сулит проведенный опыт.

Гребенщиков долго молчал. Запретить дальнейшие эксперименты было ему не с руки: не может, не должен главный инженер открыто восставать против наращивания мощностей агрегата. И все же он нашел обтекаемую форму для выражения своего неудовольствия.

— Сейчас как никогда остро стоит вопрос качества, Борис Серафимович. Не забывайте, что мы делаем лист для газовых магистралей и автомашин, о качестве надо думать прежде всего. К тому же конверторный только-только вошел в ритм, закрепите этот ритм, приучите к нему людей. И не уподобляйтесь козленку, который, не успев вылупиться, уже мекекает и пробует прыгать. Что касается Сенина… Не можете вы — я сам объявлю ему выговор.